– Это ты так считаешь. А вот принцу Гамлету шепнули, что этот самый дядька пришил его старика. К несчастью, принц не знал, правду ему сказал информатор или нет. И поэтому последующие пять актов он бродит по окрестностям, пребывая в состоянии крайнего возбуждения, перебив попутно чуть ли не всех обитателей замка.
– Ну и глупо, – фыркнул Никки, успокаиваясь окончательно. – Взял бы и допросил их всех с суперпентоталом!
– Увы, суперпентотал еще тогда не изобрели. Иначе пьеса была бы куда короче.
– О! – Никки задумчиво посмотрел на Майлза. – А к вам можно применить суперпентотал? Лейтенант Формонкриф… сказал, что нет. И что это
– Ко мне? Нет. У меня на суперпентотал неадекватная реакция, делающая его применение бессмысленным. Что было очень удобно на службе в СБ, но сейчас получается наоборот. По правде говоря, это чертовски
Никки немного помолчал и выпалил:
– Лейтенант Формонкриф назвал вас мутантишкой-лордом.
– Меня многие так называют. За глаза.
– Он не знает, что я тоже мутантишка. Как и мой па. Вы злитесь, когда вас так называют?
– Когда я был маленьким, меня это очень обижало. Теперь же это кажется несущественным. Теперь гены можно исправлять, и я не передам никаких болезней моим детям. – Он предусмотрительно отвернулся от Катрионы. – Если смогу когда-нибудь убедить какую-нибудь храбрую женщину выйти за меня замуж.
– Готов поспорить, лейтенант Формонкриф не захотел бы нас… не захотел бы маму, если бы знал, что я мутантик.
– В таком случае настоятельно рекомендую немедленно ему об этом сообщить, – с самой серьезной миной посоветовал Форкосиган.
И – о чудо! – эта реплика вызвала у Никки застенчивую улыбку.
В чем тут секрет? Тайны настолько жуткие, что о них и упоминать нельзя, мысли, настолько пугающие, что юные звонкие голоса замолкают, – и все это вдруг выплескивается наружу с грубоватым юмором. И жуткое сразу становится не таким уж жутким, и страх отступает, и каждый может говорить все что угодно. И невыносимое бремя делается чуть легче.
– Никки, – вернулся Майлз к основной теме разговора, – по причинам секретности, о которых я упоминал, я не могу рассказать тебе все.
– Ага, знаю. – Никки снова скукожился. – Это потому, что мне всего девять.
– Девять, девятнадцать, девяносто – не имеет значения. Тем не менее я считаю, что вполне можно рассказать тебе куда больше, чем ты знал до сих пор. И мне бы хотелось, чтобы ты поговорил с человеком, обладающим достаточной властью решать, какие подробности тебе можно сообщить. Он побывал в твоей шкуре, поскольку тоже потерял отца при трагических обстоятельствах, когда был еще совсем ребенком. Если ты захочешь, я договорюсь о встрече.
– Ладно… – медленно выговорил Никки.
– Отлично. – В глазах Майлза мелькнуло облегчение. – А пока что… Я полагаю, что эта клевета еще не раз до тебя дойдет. Может, от взрослого, а может, от кого-нибудь из твоих сверстников, подслушавших разговоры взрослых. По всей вероятности, она обрастет подробностями и добавлениями. Ты знаешь, как тебе реагировать в такой ситуации?
Никки скорчил грозную физиономию и двинул кулаком в воздух.
– Дать им в нос?
Катриона виновато поморщилась. Майлз заметил ее гримасу.
– Я бы ожидал от тебя более зрелой и разумной реакции, – благочестиво провозгласил он, кося одним глазом на Катриону. Черт бы его побрал, и зачем он только в такой момент смешит ее? Может,
– Как лейтенант Формонкриф, – медленно кивнул Никки. Облегчение, которое принесла ему возможность навесить ярлык на своего недавнего мучителя, было почти зримым.
– Мягко говоря.