Комар

В свободное от детских игр и домашних забот время, я проводил вместе со ставшим здесь моим лучшим товарищем, великаном Чубом. Который одновременно с чтением своих стихов, посвящал меня в искусство владения мечом. Причём, это была именно его инициатива. И пусть в наших редких занятиях, этим самым мечом мне служила тяжёлая, дубовая палка, специально сделанная под мою детскую руку. Но она явно была потяжелее меча. Из-за чего мне приходилось невероятно нагружать свою кисть, что бы справится с её немалым весом. Однако я не спорил с опытным воином. И отрабатывая удары и блоки, стоя на приподнятом над землёй бревне надеялся, что когда у меня всё же появится настоящий меч, это пойдёт мне только на пользу.

И вот наконец, я дождался… И не только выхода держащихся за руки, Милки и крепко сбитого девятилетнего парня в расшитой золотом, красной, шерстяной накидке. А и моего первого поединка с боевым мечом…

Глава 28

Чтобы получше рассмотреть Милку в её новом наряде, я по своей медвежьей привычке залез не только на рядом стоящее дерево, но ещё и на длинную ветку, так удачно выступающую над головами местных зевак. Но сухая ветка не выдержав моей, изрядно потяжелевшей за пол года фигуры, предательски надломилась и я с треском свалился прямиком на головы только что обручившейся паре. Подбежавшая охрана схватив меня за шиворот, хотела оттащить подальше от упавшего на задницу феодала, и там уже переломать наглецу все рёбра. Но Милка окриком отогнав от меня мордоворотов заезжего жениха, тут же подала мне руку, помогая встать.

— Комар! — испугалась за меня девчонка. — Ты цел? — скривившись от боли, я взглянул в её невероятно красивые глаза. А затем и на прижатый к сердцу, подаренный этим утром, голубой цветок в её руке.

— Всё хорошо, — попробовал я стать на ногу. — Извини, не хотел испортить тебе праздник…

— Я сам ему помогу! — вдруг вызвался уже поднявшийся на ноги, новоиспечённый жених. Тут же грубо схватив меня под руку. — Вот ты значит какой, Комар? — прошептал мне юнец. — Я то думал, ты побольше будешь. Ну, или красавец какой местный, вроде этого крепыша, — ткнул он кончиком блеснувшего в руке меча, в замотавшего головой Белого, — но что бы какая-то недоросль в облезлом тулупе, мне поперёк дороги стала, — это уже перебор! — и со всей силы толкнул меня на землю. А затем занёс надомной хоть и небольшой, но вполне себе острый меч. — Значит решил на моё позарится, да недоносок? — и тут же рубанул с плеча по моей удивлённой фигуре…

Возможно на этом, все мои приключения и закончились. Что вполне бы устроило добрую половину собравшегося здесь люда, тихо завидовавшему успешному мальчугану. Но сверкнувшая, кривая сабля Чуба, буквально за миг до моей бесповоротной кончины, перехватила клинок юного душегуба. Из-за чего вся охрана княжича, тут же ощетинилась острыми предметами.

— Чуб! — прикрикнул на казака наш староста. — Что за дела? Пускай княжич смахнёт с волчонка его кочан, да пойдём все обручение праздновать! А то и в соседних поселениях уже наверное знают, что он к моей внучке неровно дышит! А ты же прекрасно знаешь, ежели Комар что в голову взял, то и обухом не выбьешь! Вон, даже княжича чуть не зашиб. А что дальше будет? Девку украдёт и в лес уведёт?

— Я же не против… — спокойно ответил Чуб. — Только вот, есть одна маленькая закавыка…

— Какая ещё, закавыка? — не понял староста.

— Княжич здесь, пока что никто, и звать его — никак. А Комар, несмотря на свой нежный возраст, — уважаемый житель нашего поселения, приносящий ему немалую пользу. Кто больше всех зайцев и оленей изловил? Комар! Кто придумал как воду к дому провести, что бы к реке не гонять каждый раз? Опять же, — Комар! А печь с трубой, что теперь чуть ли не в каждой хижине имеется и дров почти не просит? Комар! Этот малый, за те полгода что здесь живёт, столько прибыли в общую казну принёс, что вполне заслужил на честный поединок за свою любовь. Ведь так, вольный народ?

— Так то, оно так… — с опаской поглядывая на пожиравшего их злыми глазами старосту, загудели, потупив глаза в снег все собравшиеся.

— Ила ты княжич, струхнул? — не сдавался Чуб, видя что не к тем он обращается. — Испугался в два раза меньше себя соплю? Что же твои гридни скажут? Трус наш князь… Кому такой нужен!