Командующий фронтом

Отобрав десять красногвардейцев из своего отряда, Лазо повел их в комнату, где жужжали швейные машины. Бойцы надели на себя белые халаты. Хитрость, придуманная Лазо, быстро облетела весь штаб. Все с изумлением смотрели на красногвардейцев, которые собирались незаметно пробраться через снежные сугробы до церкви. Изумлен был и Селезнев, подумавший про себя: «С таким командиром не пропадешь. Просто, а здорово».

Прижимаясь к стенам домов, отряд двинулся по улице. Впереди шел Лазо, за ним Селезнев, показывая дорогу. Дойдя до Тихвинской площади, красногвардейцы легли на снег и незаметно доползли до церковной ограды. Привстав на колено, Лазо бросил в разбитое окно церкви одну за другой две гранаты. На колокольне беспорядочно застрекотал пулемет, но уже было поздно: красногвардейцы ворвались в церковь. Оставалось взобраться на колокольню, но это было не так просто. Тогда Лазо пошел на хитрость. Он выслал на площадь пятерых бойцов, и те, лежа на снегу, стали обстреливать пулеметчиков. Юнкера решили, что красные ушли из церкви, и перенесли огонь на площадь. На это и рассчитывал Лазо. Поднявшись на колокольню, он метнул гранату — пулемет мгновенно умолк.

Пулемет был первым трофеем красногвардейцев. Теперь по Тихвинской площади могли свободно проходить связные.

Оставив отряд на площади, Лазо возвратился с Селезневым в штаб. В комнате было холодно, в ноги дуло из сеней. К Лазо подошли две девушки.

— Мы к вам! — обратилась одна из них. — По Троицкой наступают юнкера. Они могут прорваться к штабу.

— Кто вы? — с невозмутимым спокойствием спросил Лазо.

— Я — Катя, а она — Саша. Мы коммунистки.

Через несколько минут Лазо повел второй отряд красногвардейцев. С ним пошли Катя и Саша. Незаметно примкнул и Селезнев. Теперь он присматривался к Лазо, прислушивался к тому, что он говорит, как приказывает, как учит. Ему нравились в этом молодом, не по годам серьезном человеке уверенность и спокойствие.

На Троицкой улице шла перестрелка. Смеркалось. Небо затянулось бескрайней серой тучей. В домах не зажигали света.

— Дальше идти опасно, — предупредила Катя.

Прожужжало несколько пуль.

— Ложись! — приказал Лазо.

Катя дернула его за рукав:

— Смотрите, что-то движется.

Лазо всмотрелся и понял хитрую уловку врага. Он быстро поднялся и, не разгибая спины, перебежал на другую сторону улицы, к церквушке. Отряд, не получив приказаний, остался лежать, лишь одна Катя бросилась вслед за Лазо. А он, пренебрегая опасностью, рванулся к церковной двери и толкнул ее. Дверь тихонько заскрипела. Лазо вбежал на колокольню, оглянулся и увидел рядом с собой Катю.

— Вы зачем? — чуть ли не сердито спросил он.

— У меня хорошее зрение, я буду вашим наблюдателем.

— Тогда доложите, где белый мешок, который двигался по улице?

— Тише, — промолвила Катя. — Он почти под нами.

Лазо метнул гранату вниз и тотчас спрятал голову за перекладину. Раздался взрыв.

— За мной! — крикнул он Кате, сбегая по ступенькам.

На улице перед церковью лежала убитая белая лошадь, к седлу был прикреплен пулемет, накрытый простыней.

— Катя! — крикнул Лазо. — Бегите за отрядом!

Девушка поспешила к красногвардейцам и не увидела, как на Лазо набросились юнкера. Они повалили его, скрутили руки назад и заткнули рот платком.

— В расход, — предложил кто-то.

— Я его сперва допрошу, — сказал другой.

Лазо попытался освободить правую руку, чтобы достать из кармана револьвер, но ее крепко держали. Тогда он пнул одного из юнкеров. Тот упал, выпустив руки Лазо.

— Держи его! — раздался крик.

Лазо успел вскочить на ноги и незаметно скрыться в церкви.

Катя прибежала с отрядом, но не нашла Лазо на том месте, где его схватили юнкера.

— Стреляй! — скомандовал Селезнев.

Прозвучал ружейный залп.

— Селезнев! — раздался голос откуда-то с вышины.

Это звал Лазо, притаившийся на колокольне.

2

Седьмой день шла осада Белого дома, в котором укрылись иркутские большевики. Седьмой день без пищи и воды оборонялась горстка мужественных людей от юнкеров и казачьей сотни. К разбитым окнам приставили письменные столы и шкафы, но ветер через щели наметал снег. Стены дома были изрешечены пулеметными очередями. Комнаты не отапливались, руки с трудом держали винтовки и револьверы.

Лазо понимал: надо любой ценой пробиться к дому и спасти людей от голодной смерти.

Из городов Сибири в Иркутск спешили на помощь красногвардейские отряды.

«Дождаться их или начать наступление?» — мучительно думал Лазо. Эта мысль не оставляла его ни на минуту, тревожила, но трудно было решиться на что-нибудь.

Когда стемнело, Лазо вошел в одну из комнат штаба. За неделю он осунулся, глаза впали. Отсыревшие валенки размякли, измятая шинель неуклюже висела на плечах.

В комнате его ждали командиры рабочих дружин.

— На повестке дня один вопрос, — сказал он. — Начать наступление на рассвете или дожидаться помощи?

Первым поднялся Селезнев.

— Говори! — крикнул Лазо.

— Надо прорваться в Белый дом. Семь дней обороняются наши товарищи, но больше они не выдержат. У них нет ни хлеба, ни воды, да они попросту замерзнут.

Селезнев сел. Все молчали, молчал и Лазо.