Читаем Командующий фронтом полностью

Это имя Лазо не раз слышал от Ады. Она рассказывала о нем, как о стойком большевике. Григорий Спиридонович, известный под кличкой «Спиридоныч», был сыном видного петербургского чиновника. В студенческие годы Григорий Спиридонович разошелся с отцом и пошел по революционному пути. Пойманный жандармами, он был осужден и выслан в Сибирь.

— Пропустить! — приказал Лазо.

Часовой открыл дверь.

Григорий Спиридонович, войдя в кабинет, остановился и, пристально всмотревшись в председателя, поднявшегося со стула, крикнул:

— Борода!

— Здоро́во, друг! — откликнулся тот и сам пошел навстречу Спиридонычу.

Они стали наперебой расспрашивать друг друга о товарищах по ссылке и каторге.

— Где Никита Шорин?

— Говорят, в Брянке.

— А Кузьма Мальцев?

— До прошлого года был со мной в Енисейске, а потом перевели в Гольтявино.

— Ничего, друг, скоро все здесь соберемся. Кто в Братске, кто в Момыре, кто в Пинчуге и Кулакове, но всем одна дорога — через Красноярск.

— А где Свердлов? — спросил в свою очередь Спиридоныч.

— Приезжал вчера из Назимова один товарищ, говорил, что Якова Михайловича в Монастырском уже нет.

— Не прозевать бы его.

— Яков Михайлович сам разыщет нас. Не поедет он в Питер без того, чтобы не побывать в «Красноярской республике».

— Это что за республика? — спросил Лазо.

— Ленин так назвал наш большевистский Совет в девятьсот пятом году, когда третий Сибирский запасный батальон помог нам освободить арестованных, а потом мы сами отпустили солдат по домам.

Было за полночь, когда Лазо, наслушавшись живых и любопытных рассказов Спиридоныча, поднялся и сказал:

— Пойду отдохну на часок.

— Не на часок, а часов на пять, — шутливо поправил его Перенсон. — Где будешь спать?

— С солдатами.

— Иди, Сергей Георгиевич! Тебе утром предстоит трудное дело, но действуй решительно.

Назарчук, разбудив чуть свет Лазо, доложил:

— Рота в полной боевой готовности!

Дело, на которое намекнул накануне Перенсон, заключалось в том, чтобы сначала захватить телеграф на Воскресенской улице, а затем овладеть военными складами, находившимися в Куйсумских горах.

Лазо наскоро умылся и поспешил на улицу, занесенную свежим, выпавшим за ночь снегом. Ветер, подхватывая снежные хлопья, взвихривал их воронками, поднимал вверх и обрушивал со свистом на прохожих.

— Веди! — приказал Лазо.

Назарчук громко скомандовал:

— Рота! Слушай мою команду! Нале-во! Шагом марш!

Проваливаясь в снег, солдаты тем не менее шли весело. У почты Лазо отделил трех солдат и вошел с ними в помещение. В этот ранний час посетителей еще не было. За перегородкой со стеклянными окошечками стояло несколько столов, за одним из них старенький чиновник, с седыми подстриженными усиками и в пенсне, старательно писал.

Лазо дернул дверь, ведущую за перегородку.

— Сюда проходить не дозволено! — предупредил чиновник. — Если письмишко хочешь на родину послать или посылку, то могу написать адресок.

— Мне нужно попасть именно за перегородку.

— Мало ли что нужно… Иди отсюда, голубчик!

В эту минуту боковая дверь, которую Лазо сразу не заметил, открылась, и в комнату вошел другой чиновник.

— Никита Онуфриевич! — обратился вошедший к старичку, но, увидев солдат и узнав среди них Лазо, удивленно воскликнул: — Вы ко мне?

Только сейчас Лазо обратил внимание на вошедшего Семибратова, которого он не видел с того вечера, когда тот принес ему телеграфную ленту. Семибратову не хотелось, чтобы чиновники телеграфа знали о его знакомстве с Лазо, имя которого склонялось в городе, и эта нерешительность Семибратова не ускользнула от Сергея Георгиевича. «Не буду его смущать», — решил Лазо и строго спросил:

— Как пройти в аппаратную?

— Зачем?

— Я представитель Совета рабочих и солдатских депутатов.

— Тогда пожалуйте со двора, здесь хода нет.

Семибратов понимал, что намерен сделать Лазо. Возвратившись в аппаратную, он предупредил телеграфистов:

— Сейчас сюда войдет представитель Совета рабочих и солдатских депутатов. Митинговать не допущу. Продолжайте работать!

Монотонно жужжали аппараты. Чиновники одобрительно отнеслись к словам Семибратова, им хотелось убедиться, как он будет держать себя с представителем Совета.

Лазо вошел, остановился на пороге, окинул всех быстрым взглядом и, найдя Семибратова, поманил его пальцем. Тот нехотя приблизился.

— Что-то у вас скучное лицо, — заметил Лазо и шепотом добавил: — А ведь обещали помогать.

— Нездоровится… А от своих слов не отказываюсь.

— Так вот с этой минуты, товарищ Семибратов, вход в аппаратную всем, кроме служащих, запрещен. Все телеграммы давать на контроль представителю Совета, он неотлучно будет здесь находиться.

Семибратов хотел возразить, но Лазо опередил его:

— Приказ выполнять беспрекословно!

Установив в почтовом помещении посты, Лазо поспешил с ротой к военным складам. За Черной сопкой бушевала метель, в снежном тумане ничего нельзя было различить на расстоянии шага.

— Как будем действовать, товарищ Лазо? — спросил Назарчук.

— Сначала надо обнаружить посты.

Назарчук вложил два пальца в рот и свистнул. Никто не откликнулся. Тогда он спросил у Лазо:

— Может, выстрелить в воздух?

— Не позволяю!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Отчизны верные сыны»

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии