Командующий фронтом

Через неделю Агеев принес подложный паспорт для Лазо, бритвенный прибор и чемоданчик, а Пелагея Лукьяновна сшила ему скромный костюм: штаны и толстовку. Лазо решили устроить в классном вагоне, купив ему билет, а Ольгу усадить в теплушку.

Прощались трогательно. Безуглов крепился, но под конец не выдержал и прослезился. Лазо долго не выпускал его из объятий и дал ему клятву приехать после победы в станицу. Один Агеев был серьезен и по обыкновению молчалив.

В морозный декабрьский вечер Лазо и его друзья вышли из дома Пелагеи Лукьяновны и, крепко пожав ей руку, исчезли в темноте.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

Деревья стояли в белоснежном уборе. В захолодевшем синем небе несся звон — высоко-высоко звенели серебряные бубенцы. В небе блистала луна, а вокруг нее — радужные кольца.

Поезд шел на Владивосток.

В теплушке, съежившись от холода, сидели люди с голодными глазами, отмороженными ногами, обмотанными в тряпье. Поезд останавливался на всех станциях — скрипели буфера. Снаружи били прикладами в дверь.

— Открой! Вылезай!

Кряхтя и охая, люди с трудом открывали дверь и в вагон, пропахший человеческим потом, чесноком и луком, врывался морозный воздух.

Два офицера в бекешах, воротники белые, — не разберешь: не то из смушки, не то заиндевели, — спросили:

— Кто едет?

— Больные! — ответил бойкий паренек за всех. Он дрожал от холода, втянув шею в воротник рваной шинели.

— Большевики есть?

— Избави бог!

Офицеры отошли. Дверь с грохотом закрылась. Озябшие от холода прижимались друг к другу и с трудом засыпали. Не спала одна Ольга. Если бы нашелся доносчик, белогвардейцы тотчас бы ее арестовали, но ехавшие сдержали слово — они обещали молчать, спрятав Ольгу в угол теплушки.

В том же поезде, в вагоне третьего класса, сидел тщательно выбритый, в новом, но плохо сшитом костюме человек. Трудно было узнать в нем Сергея Лазо. Он делал вид, что погружен в чтение. Никто им не интересовался. В вагоне было шумно из-за какого-то подвыпившего купчика, хваставшего тем, что он обкрутил «чумазых» комиссаров и закопал свои товары так, что «ни один черт не сыщет».

На каком-то полустанке в вагон вошли два офицера-контрразведчика. Один из них, держа в руках фотографию, присматривался к пассажирам, и Лазо решил, что офицеры, возможно, разыскивают его. Подхватив чемоданчик, он незаметно юркнул в тамбур. Поезд шел быстро под уклон, и прыгнуть на ходу даже в сугроб снега было небезопасно. Оставлять Ольгу одну в поезде не хотелось, да и до Владивостока было не так уж далеко. Тогда Лазо пришел в голову смелый план — он открыл дверь и решительно вошел в вагон второго класса. «Нельзя же так глупо отдавать себя в руки врага», — думал он. С этой мыслью он сделал несколько шагов и очутился перед открытым купе, где сидел генерал. Держа на коленях шахматную доску, генерал медленно передвигал фигуры из слоновой кости.

— Pardon, — грассируя с особым изяществом, произнес Лазо на французском языке. — Je jouerais avec plaisir une partie d’échecs avec vous. Permettez-moi de me présenter: ingénieur qui a perdu ses mines dans le bassin du Donetz. Je vais chercher fortune à Vladivostok[9]. Анатолий Анатольевич Козленко.

Генерал посмотрел на незнакомца изумленными глазами. Он любил французский язык, но владел им плохо, а свободное и легкое изъяснение этого инженера сразу расположило к нему.

— O merveille![10] — ответил обрадованно генерал. Лазо рассмотрел его лицо: оно было румяное, тщательно выбритое, усы холеные, во рту золотые коронки.

— Vous possédez la langue à merveille, comme un pur Français. Je suis heureux de faire votre connaissance[11]. Николай Николаевич Рождественский. Садитесь, пожалуйста!

— И я не менее рад, — скаля белые зубы, ответил Лазо.

Он поставил на сиденье чемоданчик и принялся расставлять фигуры на доске.

— Замечательные шахматы, — сказал он, рассматривая ладью, — какая тонкая работа!

— Китайские резчики — кудесники. Они только на это и способны, — заметил генерал и, зажав в каждом кулаке по пешке — белую и черную, спросил: — В какой руке?

Лазо достались черные. Генерал сделал первый ход пешкой короля. Лазо ответил тем же.

Уже было сделано много ходов, когда на доске создалась сложная позиция. Лазо играл смело, намереваясь выиграть, что, бесспорно, подзадорило бы противника, который предложил бы вторую партию, чего так жаждал Лазо, и в то же время он незаметно бросал взгляды на дверь, у которой неминуемо должны были появиться контрразведчики. И вдруг послышалось:

— Прошу предъявить документы!

Лазо сделал вид, что не слышит, поставил своего коня на белую клетку и азартно воскликнул:

— Шах королю, Николай Николаевич!

Генерал растерялся. Он был настолько поглощен игрой, что появление каких-то людей, которые чего-то потребовали, показалось чушью в сравнении с угрозой его королю. Надо было собраться с мыслями и отвести удар, спасти короля и самому перейти в атаку, но мешали какие-то люди, заполнившие купе. Генерал резко встал и, обведя мутными глазами контрразведчиков, гневно закричал: