Командировка в лето

— Понимаю. А эти, — он махнул рукой вниз, — тоже люди успеха, но в других областях. Им от вас, Дима, ничего не нужно. И вы можете спокойно с ними общаться, не опасаясь ни подвоха, ни шевеления за спиной…

— Вот! — Князь довольно вскинул подбородок. — Мне про вас, Глеб, правильно говорили: вы умница. Самую суть ухватили. Своеобразный клуб для посвященных. Плюс — моя старинная любовь к футболу. По этому же принципу и другие сближаются: кто-то любит рыбалку, кто-то — охоту, кто-то — просто за воротник заложить. Таких, кстати, большинство…

Глеб вздохнул.

— Похоже, я принадлежу как раз к этому большинству. Блин. Ни одного хобби. Лучше бы уж марки собирал…

Князь снова расхохотался.

— Ну, это не беда. Ищите и обрящете. Надо бы, кстати, вас как-нибудь на стадион захватить. Вдруг проникнитесь? Ну, а пока — извините. Заболтался тут с вами. Пора на паспортный контроль бежать, наши уже двинулись.

Глеб растерялся.

— Простите, Дмитрий… а как же проект? Мы же вроде его обсудить хотели?

Князь кинул на стол тысячерублевую бумажку, вскочил, беззаботно махнул рукой.

— Да Господь с ним, с проектом. Я в пятницу вернусь, в воскресенье мы с вами вылетаем в Южноморск — по дороге и обсудим. И там, на месте. Главное, что хотел узнать, я узнал.

Глеб наклонил голову к правому плечу, поднял левую бровь домиком.

— И что же, если не секрет?

— Да, Господи, какой уж тут секрет. Вы мне понравились. Очень похоже, что я вам тоже. Значит, сработаемся. Пока!

И убежал. А Глеб еще долго сидел, глядя в стаканчик виски, где уже давно растаяли кусочки льда.

Потом поднялся и медленно побрел в сторону автостоянки.

Глава 8

Дома Глеба встретили работающий аудио-центр, веселая ненавязчивая музыка и босоногая Скворцова в его рубашке, пытающаяся, насвистывая в такт музыке, жарить яичницу.

Очень хотелось бросить гранату, чтоб разнести всю эту благодать к самой распоследней матери.

Однако гранаты не было, яичница оказалась довольно вкусной (с помидорами, ветчиной и болгарским перцем, как он любил), и он постепенно успокоился.

Умница Ленка, моментально сообразившая, что мужик явно не в духе, с расспросами решила пока не приставать. Только после кофе, настоящего, правильного, густого черного кофе, помолотого вручную и сваренного в настоящей медной турке — гордости Глебового отца, да и самого Глеба, если уж совсем честно, Ларин постепенно оттаял.

Скворцова была откровенно хороша, и ее свежесть вместо стандартного московского утреннего похмелья тоже, извините, — что-то с чем-то.

Но, тем не менее…

Глеб закурил, пригорюнился.

Ленка не выдержала:

— Слушай, извини, это, конечно, не мое дело… что-то случилось?

Глеб пожал плечами:

— Да нет вроде…

Скворцова отобрала у него сигарету, сделала две быстрые затяжки, вернула.

— Вы не понравились друг другу?

— Почему же, — Глеб глубоко затянулся, — наоборот.

Ленка поцокала языком, встала, долила ему кофе из турки.

— Тогда чего ты такой смурной?

Глеб досадливо помотал головой.

— Сам не пойму. Знаешь, по моему, он меня сделал. Как мальчишку…

Ленка порывисто метнулась к нему, обхватила руками его голову, прижала к не умещающимся под тонкой рубашкой идеальным полушариям груди.

Несмотря на напряженность и ответственность момента, Ларин почувствовал, что у него — встает.

— Дурак ты, Глеб. Ой, какой дурак… Князю проиграть не стыдно, на то он и Князь. Да и не проиграл ты ему пока, просто не готов был. Так, разведка боем… Еще сочтетесь…

Потом так же порывисто отстранилась, взлохматила его и так непокорные волосы, поглядела внимательно сверху вниз.

Бугорок на джинсах вырос уже весьма ощутимо.

Можно сказать — не бугорок уже, а целый бугор.

Бугрище.

— Ой, а это что у нас такое? Та-а-ак…. Меня, кажется, и вправду любят… А ну-ка, мальчик, проверь-ка, что у меня есть под рубашкой? Да проверь-проверь, не стесняйся…

…Потом они, запыхавшиеся, долго курили в спальне.

Ехать на работу откровенно не хотелось.

Чтобы избавиться от этой сладкой истомы, пришлось еще раз варить кофе.

На сей раз делать это подрядился Глеб.

Все-таки, варить кофе — мужское занятие. А женское — ждать этот самый кофе.

В постели.

Напиток, слава Богу, получился что надо: горячий, крепкий, густой. С правильной, чуть заметной на языке (но, упаси Господи, не в гортани) кислинкой.

Пили, причмокивая.

Умиротворенно так пили.

Наконец Глеб не выдержал:

— Слушай, меня вот что занимает. Этот Князь — он вправду фанат «Спартака» или просто рисуется?

Ленка пожала плечами.

— Порисоваться он, конечно, любит. Он вообще себя, ненаглядного, любит нежно и бескорыстно. Но тут — вроде всерьез. Он одно время даже драться ездил: знаешь, у них бывает — договариваются двадцать на двадцать, или там, тридцать на тридцать где-нибудь в укромном месте и получают удовольствие. Бойцовский клуб. Мне этого не понять. Он, кстати, вообще здорово дерется, ко мне однажды азер в ресторане пристал, так Димка его только один раз ударил — и все…

Глеб усмехнулся.

— Он, этот азер, что, один был? Редкая птица, однако… Они обычно, когда по одному — народ довольно мирный…

Ленка хихикнула.