Командировка в ад

Прошло часа два. Один из грузовиков заполнился наполовину, в том числе емкостями, содержащими сотни тысяч куколок, заряженных вирусом, съемными компьютерными носителями с подробнейшим описанием процесса и бумажными распечатками.

— Данке, герр офицер! — Вирт, уже почувствовавший существенное облегчение от инъекции, переживал, наверно, лучшие минуты жизни: кошмар заканчивается, его усилия по сохранению объекта будут оценены по достоинству…

Касаткин-Ростовский не принял его виляния хвостом.

— Герр ученый, объясните, как зараженные комары попали в атмосферу?

— Трагическая случайность… — Вирт выразительно посмотрел на портрет начальника с траурной ленточкой, мол, к нему претензии, я только исправил ситуацию. — Возможно, лаборант из местных не досмотрел, им ничего нельзя доверить ответственнее уборки нужников. В одном из отсеков поднялась температура. Поскольку хранилище не герметично, комары дозрели — ровно так же, как в естественной природе, когда приходит весна. В этом году она ранняя, еще лежал снег, когда дневная температура поднималась свыше двадцати. Мы узнали об аварии, только когда у первых сотрудников появились признаки болезни, остальные принялись втирать репелленты…

— Сколько живет самка?

— Максимум — семьдесят дней, осталось чуть больше полутора месяцев. Потомство абсолютно безвредно. Да, несколько наших камрадов погибло. Зато получили опыт — как эффективно действует штамм.

— Вы — молодец, Вирт! — оценил его научный подвиг Борис, отвернувшись, чтобы скрыть истинные чувства.

А дальше произошло неприятное и неожиданное. Вместо колонны автомобилей, рассчитанных, чтобы забрать персонал и их зловещий груз, мимо базы пронеслись два небольших самолета с черными крестами Люфтваффе. Не зная точно модель, Касаткин-Ростовский прикинул: каждый, судя по скромным размерам, возьмет не более двенадцати, максимум –пятнадцати человек на борт. То есть гораздо меньше по вместимости и грузоподъемности, чем надо для эвакуации. Значит, прилетели не для этого.

Оба самолета удалились, развернулись и зашли на посадку. Пилоты явно нацелились использовать вместо полосы асфальтовую дорогу к лабораторной базе.

«Всем! Стрелять аккуратно. Чтоб ни одна пуля не зацепила и не повредила самолеты!» — прошелестел голос Несвицкого в рации. Душан продублировал по-хорватски, получилось немного комично, с его произношением слово «самолет» прозвучало как «сракоплов».

Передав тактическое командование боем Несвицкому, находившемуся ближе к солдатам, Борис занял наблюдательное место у окна, испугав немца: похоже, какие-то наемники или террористы пытаются отбить вас. Достал бинокль и приставил к глазам.

«Не терять времени, — прошипела рация. — Как только выйдут — огонь на поражение. Не дать рассредоточиться… Огонь!»

Возможно, немцы увидели хорватов и бронетранспортеры, но не восприняли их как угрозу. Иначе, наверно, выпрыгивали бы из люка перекатом, прикрывали других огнем… Нет, высыпали кучей, настороженные, с короткими автоматами наперевес. И попали под автоматные и пулеметные очереди.

Наверное, гуманнее было бы пытаться вызвать противника на переговоры, взять в плен, но Несвицкий не мог позволить себе подобных маневров. Ясень пень: к ним прилетел спецназ, с которым шутки плохи. Что немедленно и подтвердилось. Немцы попытались соскочить с линии огня, найти укрытие или запрыгнуть обратно в самолет. Летчики снова запустили моторы, винты превратились в ослепительно сверкающие на солнце диски, машины начали разворачиваться… и остановились. Один из броневиков пронесся мимо самолетов и встал на дороге, перегородив путь к взлету.

Стрельба стихла. Хорваты окружили обе воздушные машины, не опуская стволы.

— Вперед! — закричал Касаткин-Ростовский. Он не сдержался и включился в бой. — У них передатчики!

Это Несвицкий и сам понимал. Но за три минуты, а прошло примерно столько, кто-то из пилотов наверняка сообщил о нападении. Поздно.

Оба князя полетели к немцам, встали за спиной хорватов. Те подняли оружие и прицелились в машины. Их моторы смолкли, люки распахнулись. Бойцы в защитной экипировке и летчики вышли с поднятыми руками, оружие полетело под ноги.

Короткий допрос пленных и оказание помощи живым растянулось примерно на полчаса. Без лишних дырок в организме остались четыре пилота и три солдата. В числе легкораненых обнаружился старший офицер с удостоверением на имя Хельмута Виттенштейна.

Ковачич подошел к Несвицкому и замер рядом, когда тот остановил кровотечение командира спецназовцев, а потом вколол бесценный раствор. Пробурчал, что предпочел бы пристрелить гада.

Николая занимали абсолютно иные проблемы.

— Борис! Справишься с управлением? — спросил у друга.

Касаткин-Ростовский после освобождения Славии увлекся авиацией и получил диплом пилота. Николай об этом знал. Друг даже покатал его на своей «авиенне» — похвалился по укоренившейся привычке.