Командировка

- Да, да, - сказал Комаровский. - Моим курсантам одним не управиться. Список большой.

- Поможем, Николай Ермолаич. А к утру ожидаю две роты внутренних войск. Приедут на бэтээрах из Лобска, шиш.

- Приедут или не приедут, а с утра будет новая власть, - отрезал Анциферов. - Первое заседание ревкома назначаю на восемь.

Уже и до ревкома дело дошло, подумал я. Ну и ну!

И мысленно вернулся к лодке, к корзинам с хурмой.

Что наша жизнь? Хурма! - подумал с веселой злостью.

- Ну, прочитал обращение, корреспондент? - спросил Сундушников. Что-то ты медленно...

- Прочел, - ответил я. - Складно составлено. Где у вас факс?

- Во, молодец, - одобрил тот. - Сразу за дело.

Меня повели в соседнюю комнату. Здесь работали несколько человек устанавливали, насколько я понял, аппаратуру телевидения и связи. Я набрал номер редакционного факса. Уголком глаза видел: человек из охраны Сундушникова стоит рядом. Плохо дело, подумал я. Раздался характерный писк: Москва сообщала, что готова принять сообщение. Ничего не поделаешь, придется передать воззвание как есть, без моего комментария.

Вдруг на площади, возле гостиницы, вспыхнула стрельба. Люди, работавшие в комнате, ринулись к окну, и мой охранник тоже. Я тут же вынул из кармана ручку, быстро приписал к тексту обращения: "Провокация!" и сунул листок в щель факса. Он неторопливо уполз, а я встал и тоже подошел к окну. По площади бежали вооруженные люди, а омоновцы, охранявшие вход в гостиницу, палили по ним из автоматов. Вечер в Приморске, слабо и неверно освещенном ущербной луной, начинался бурно. А что еще ожидало нас ночью!

Охранник препроводил меня в большую комнату. Я вошел в тот самый момент, когда раскрылась дверь другой - третьей - комнаты "люкса" и из нее, прикрывая зевок ладонью, шагнула в гостиную Настя.

Я нетвердо помнил, из какой провинциальной газеты взяли Настю Перепелкину к нам в "Большую газету" - откуда-то с юга. Конечно, благодаря ее бойкому перу. Была в ее статьях острота, ирония - качества, весьма ценимые в журналистике. Она и сама была бойкая, острая на язык. Когда мы познакомились, она вдруг разразилась смехом. И говорит: "Не обижайся. Ты ужасно похож на Эдика Марголиса, был такой мальчик в классе, очень славный, завзятый театрал. Он руководил школьной самодеятельностью. Настя изобразила, как Эдик это делал: вытянула шею и произнесла, полузакрыв глаза: - "А-ия Хозе из опе-ы Бизе "Каймен". А тебя не Эдик зовут?" "Нет, - говорю, - я Дмитрий". "Поразительное, - говорит, сходство. Такое же наивное выражение. Только ростом ты повыше". Чтобы уменьшить сходство с этим Эдиком, я и отпустил усы. Перед зеркалом тренировал лицо, свирепо хмурил брови.

Впоследствии, когда мы близко сошлись с Настей, она иногда высказывалась весьма странно.

- Твердили, что двадцать первый век будет замечательным, героическим и все такое... - говорила она как бы не мне, а так, вообще. - Полная чепуха! Тягучие годы, один хуже другого. Вот двадцатый был и вправду героическим. Сколько мужской доблести! Уже как-то забыли, что в начале века Пири достиг Северного полюса, а Амундсен - Южного. Хиллари первым взобрался на Эверест. А первый космический полет Гагарина! А первые шаги Армстронга по Луне!

- Добавь, - говорю, - гигантское кровопускание. Две мировые войны, гражданская, сталинские репрессии.

- Да, мы, конечно, в школе проходили это по истории. Но что поделаешь, вся история человечества кровава. Начиная с Каина. Я говорю, Димочка, что нынешнее время - тоскливо и бездарно. Расслабляющий комфорт жизни на Западе. Тебе по электронной заявке доставят на дом все, что угодно, вплоть до живого кенгуру. Почему нет? А у нас, как всегда, муторно, масло и сахар по талонам, гнусное политиканство в центре, вечное копание в огородах в провинции.

- А что тебе, собственно, нужно?

- Мне хотелось бы, - сказала Настя, дымя сигаретой, - чтобы мужчины вспомнили, что они мужчины, а не сгусток протоплазмы в галстуке.

- Ну, я-то не ношу галстуки, - пробормотал я, не найдя достойного ответа на Настину филиппику.

Итак, в гостиную вошла, прикрывая зевок ладонью, Настя.

- Ну что, выспалась? - спросил Сундушников, показав в улыбке розовые десны. - Познакомься с корреспондентом "Большой газеты".

- А то мы незнакомы. - Настя милостиво мне кивнула: - Привет, Дима.

- Привет, - ответил я сдавленным голосом. - Как ты здесь очутилась?

- Так же, как и ты. - Она села за стол и приняла от Сундушникова рюмку коньяку. - Прилетела следующим рейсом, если тебе это важно.

- А зачем?

- Советую, Дима: задавай поменьше вопросов.

Выпив коньяк, она закурила и, отвернувшись от меня, тихо о чем-то заговорила с Сундушниковым.

- Молодой человек, - раздался тонкий голос Анциферова. - Вы передали факс в газету? Ну, спасибо. Вы свободны.

- Ступай, корреспондент, в свой номер, - добавил Недбайлов. - И не выходи до утра. Утром мы с тобой свяжемся, шиш.

Это тебе - шиш, подумал я. Вы меня выставляете, а я не уйду. То есть уйду недалеко.