Командарм Лукин

Лукин читал на телеграфной ленте неровные строчки и все больше хмурился. В приказе говорилось о том, что командный состав частей Западного фронта проникнут эвакуационными настроениями и легко относится к вопросу об отходе войск и сдаче Смоленска врагу. Если эти настроения существуют в действительности, то подобные настроения среди командного состава Государственный Комитет Обороны считает преступлением, граничащим с прямой изменой Родине. ГКО требует пресечь железной рукой подобные настроения, порочащие Красную Армию. Город Смоленск ни в коем случае не сдавать врагу, требовал этот суровый приказ.

Город Смоленск не сдавать врагу… А большая часть города уже у него. И оставили эту часть соединения 16-й армии. Выходит, что Лукин, Лобачев, Шалин тоже совершают преступление, граничащее с изменой Родине? Кто еще? Городнянский, который не выходит из боя ни днем ни ночью? Чернышев, стоящий насмерть под Демидовом? Или Мишулин, который не только держится, но и бьет врага под Красным и сам, хотя и тяжело раненный, продолжает командовать остатками дивизии?

Лукин не заметил, когда в аппаратную вошел Лобачев. Змейка телеграфной ленты переходила из рук в руки. Маршал Тимошенко приказывал Лукину, используя все силы и средства, упорной круговой обороной не допустить захвата Смоленска противником, вернуть южную часть города. В приказе мелькали наименования частей и соединений — цифры, цифры… Их много — наименований. Лукин следил за перечислением тех сил, которые командарм-16 должен использовать для обороны Смоленска, и у него слегка закружилась голова. На бумаге вырисовывались довольно внушительные силы.

Очевидно, кое-кого из членов Государственного Комитета Обороны удивляло, как это генерал Лукин, имея в распоряжении почти две армии, не может разбить врага под Смоленском? Иначе откуда категорические требования взять южную часть Смоленска? И прямые угрозы: в противном случае — предать суду военного трибунала?

Лукин и Лобачев вышли из аппаратной, спустились по узкой тропке в лощину, заросшую мелким ивняком. Там, на дне ее, выбивался родник. Кто-то давным-давно поставил из березовых бревен лавку, соорудил навес. В редкую свободную минуту Лукин приходил сюда испить прозрачной, ломящей зубы воды, посидеть в прохладе.

— Что будем делать, комиссар?

— Сушить сухари. Хотя после такого приказа могут шлепнуть и сухари не понадобятся, — с горькой иронией говорил Лобачев. — Могу еще «порадовать». Пока вы были у Городнянского, из штаба фронта прибыл самолет за Малышевым.

— Увезли?

Лобачев молча кивнул головой.

— Арестовать человека нашли самолет. Лучше бы загрузили боеприпасами, а из Смоленска раненых взяли.

— У него твой приказ на руках. Возможно, эта бумага оправдает.

— Но он не получил моего устного подтверждения.

— Но рядом с ним был Попов, секретарь обкома. С ним советовался Малышев. А Попов все же член военного совета фронта.

— Думаю, Дмитрий Михайлович заступится. Сейчас же свяжусь с Главкомом. Надо спасать человека. — Лукин встал, зачерпнул жестяной банкой родниковой воды, отхлебнул. — Я вот вспоминаю, что в Полевом уставе РККА двадцать девятого года был такой пункт. Наизусть помню: «Начальник, потерпевший поражение в бою с противником, но принявший все меры, заслуживает не только наказания, но старший начальник обязан сделать все от него зависящее, чтобы восстановить нарушенное у подчиненного душевное состояние». Очень правильное, справедливое требование. А тут…

— Думаю, что Тимошенко и Булганин понимают, какими в действительности силами располагает шестнадцатая и то, что мы делаем все возможное и невозможное, чтоб остановить врага. Думаю, и в Москву об этом докладывают. Иначе не избежать бы нам участи Павлова.

— Да вовсе не угрозы меня страшат! — в сердцах воскликнул Лукин. — Чем держать Смоленск? Нас упрекают в панических настроениях, вот что обидно!

На что же рассчитывает маршал Тимошенко, требуя вернуть южную часть Смоленска? На части, переданные Лукину из 19-й армии? Но что представляет собой 34-й корпус Хмельницкого? В 158-й дивизии всего пять далеко не полных батальонов без артиллерии. В 127-й — один полк также неполного состава. Эти две дивизии в боях за Витебск понесли большие потери. Указанную в приказе 38-ю стрелковую дивизию Лукин и в глаза не видел. Прибыл лишь 29-й стрелковый полк, вошедший в состав дивизии Городнянского, а остальные полки сражались в районе Ярцево в группе генерала Рокоссовского. Артиллерии в Смоленске почти нет. И вот этими силами Главком приказывал вернуть южную часть Смоленска.

Но обиды обидами, да и анализировать распоряжения высоких органов военного руководства предстояло Лукину потом. А тогда надо было выполнять приказ.