Но в дверях выросла огромная уродливая тень. Отступать было некогда, и смертельный, леденящий кровь ужас охватил Джорджа… В это мгновение зазвонил телефон. Джордж схватил трубку и закричал – он просил помощи, умолял, чтобы его спасли – но ни звука не вырвалось из сдавленного страхом горла. Бабуля стояла в дверях в своей розовой рубашке, опираясь огромными руками о косяк, желтые волосы обрамляли оплывшее зловещее лицо… Она усмехалась.
– Руфь? – это был голос тети Фло, едва слышный сквозь треск и завывание. – Руфь, это ты? – тетя Фло из Миннесоты, две тысячи миль отсюда.
– Помогите! – прокричал Джордж, и все, что вырвалось из него, был сдавленный хриплый шепот.
Бабуля медленно двинулась к нему, протягивая руки, сжимая и разжимая их в воздухе. Она ждала этого объятия 5 лет – и теперь не хотела отступать.
– Руфь, ты меня слышишь? Здесь такая буря, и мне… мне стало страшно… Связь плохая… Руфь, я не слышу!
– Бабуля, – произнес наконец Джордж. Желтая туша нависла над ним.
– Джордж? – голос тети Фло неожиданно стал прекрасно слышен, будто она была рядом. – Джордж, это ты?
Он отступал от надвигающихся рук – и обнаружил, что сам, как последний идиот, отрезал себе путь к отступлению, забившись в угол между раковиной и кухонным шкафом. Ужас сковал все его существо, и он мог только повторить в трубку снова и снова:
– Бабуля! Бабуля! Бабуля!
Холодные руки прикоснулись к его горлу, и Джордж уже едва слышал далекий, словно доносящийся не только с расстояния в тысячи миль, но и пролетевший сквозь года голос тети Фло:
– Скажи ей лечь, Джордж. Скажи, что она должна это сделать во имя твое – и во имя ее отца. Ее духовного отца звали ГАСТУР. Успокойся, и скажи ей это…
Морщинистая рука с неожиданной силой дернула шнур. Телефон отключился. Джордж сжался в комок в своем углу, огромная зловещая тень накрыла его…
– Ложись! Успокойся! Именем Гастура! Гастур! Ложись!
Ее руки смыкаются на шее Джорджа, холодные как лед и…
– Ты должна! – кричал мальчик. – Тетя Фло сказала – именем Гастура! Моим именем!
… и сжимают ее в объятии, неотвратимом, как смерть… сжимают…
Когда огни старенького авто часом позже загорелись вдалеке на дороге, Джордж сидел за столом перед так и не прочитанным учебником истории. Он встал, подошел к двери, отпер ее… Телефон с оборванным шнуром безжизненно молчал. Ветер на улице, чуть утихнув, шуршал желтыми листьями. Мама вошла, стряхнула прилипший к пальто лист:
– Ах, такая непогода. У тебя как, все нормаль… Джордж! Джордж, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?! – кровь отхлынула от ее лица, ставшего мертвенно-бледным, глаза расширились.
– Бабуля, – сказал мальчик. – Она умерла. И заплакал.
Мать обняла его и устало прислонилась к стене, словно из нее разом ушли все силы.
– Джордж… что-нибудь еще? Что ЕЩЕ случилось? – Ветер разбил веткой окно в ее комнате. Мама отпустила его, вгляделась в лицо и, не говоря ни слова, быстрыми шагами направилась в комнату Бабули.
Она вернулась с обрывком зеленой ткани в руках – это был клочок рубашки Джорджа. – Я вынула из ее рук, – прошептала мама.
– Я ни о чем не буду сейчас говорить, – устало ответил Джордж. – Слишком хочется спать. Позвони тете Фло, если хочешь. Спокойной ночи, я пойду.
Он пошел в комнату, оставив приоткрытой дверь, чтобы слышать, что делает мама. Она так и не позвонила тете Фло ночью – потому что был поврежден шнур. Не будет этого и следующим вечером – потому что незадолго до ее прихода домой Джордж произнесет пару десятков странных слов (некоторые изуродованная Латынь, другие – заклинания друидов) – и за две тысячи миль отсюда тетя Фло скоропостижно скончается от инфаркта.
Он разделся и лег в постель, заложив руку за голову. Медленно, постепенно на лице его проступила зловещая жуткая усмешка. Теперь все – ВСЕ – будет по-другому. Например, Бадди.
Бедняга, он ведь, вернувшись, опять возьмется за свое: Пытка Краснокожих и прочие щенячьи штучки, – и Джордж, возможно, позволит ему поразвлечься на виду у других…
Но ночью, когда они останутся одни в этой темной спальне… Джордж беззвучно рассмеялся. Как говорит тот же Бадди, это – Классика!
ПРОТОКА