Колыбель тишины (СИ)

Мучимся, скитаемся, бродим, ища дорогу, но не находя — или находя, не искав. Вдоль тропинок из цепочек блестящих, собирая падающий косыми лучами свет, искрящийся на глади отражений; поверх Млечного Пути, далеко за вихрами дымчатых галактик — когда-нибудь все находятся, не так ли?

Юноша на крыше откидывается на спину, и над ним простирается широкая тёмная гладь…

…усыпанная звёздами, словно снежинками поверх чёрной ткани.

Девушка руки вытягивает, но дотянуться не может; не дотянулась бы, даже встань она на ноги, даже если б могла она встать на ноги — не дотянулась бы. В этом отношении небеса справедливы: никого не выделяют, никто для них не велик, ведь никто выше не взлетит, чем стоит и чем позволено. Она может тоже не бояться; она не отвергнута людьми, но для них слишком ущербна. Для неба всё иначе. Для мира вокруг она — часть родная, естественная, она плоть и кровь этого мира, капля от его океана. Мир, что её принимает, даже если не примет ничто иное.

И расстилается всё звёздами, пока Оля улыбается, пальцами ловя…

…искры алмазные будто, мерцающие такие, белые да серебристые, но такие холодные и далёкие.

К нему не бывает благосклонна реальность, а в выдумки он не опускается, и без того представляя — идти некуда, а дороги фантазий наигранны и фальшивы, там всё светится, там всё воле подвластно, не то что в жизни. В жизни ты не управляешь ничем, кроме себя; что ж, он учится управлять собой, достигая того пика, когда полностью может доверять хотя бы своему разуму и своему телу, когда больше нет робости или непонимания своих возможностей. Он небу рук не протягивает, потому что знает — ему оно не помощник, оно его каратель, губитель его непрорубленных троп, пусть и красиво до одури в своём полуночном сиянии.

Йорек не уверен насчёт всего, но всё-таки голову поднимает, и в звёздах видит очертания человека, единственного, на кого сердце иначе реагирует, и эти звёзды поднимаются всё…

…выше и выше, такие недостижимые, мечтательные, какие в сказках описывают.

Можно было бы списать всё на мечтательность, и она на самом деле мечтательна, потому что когда всё повернулось к ней лживой стороной, то она ничего не предприняла, даже если теперь жалеет. С ней не бывают честны до конца, но разве она того сильно требует? Вертится рядом, всё замечает, но ничего не говорит, такая же яркая, броская и одновременно потерянная и одинокая, как эти злосчастные звёзды, как их чуть тоскливое, хоть и прекрасное мерцание, и она даже уверена, что могла бы со звёздами подружиться, стать одной из них. Может, что и получилось бы, да только они — там, она — тут.

Пальцами очерчивая силуэты созвездий разбросанных, Люси думает, что они на самом деле восхитительны…

…но никогда не будут восхитительнее людей.

Он идёт своею дорогой, каждый шаг вырывает у собственной неопределённости, и его ничто не удерживает в мире — пока он не позволяет своим мирам соприкоснуться с мирами чужими, тоже не самыми красивыми, тоже не самыми справедливыми, но несомненно удивительными, потрясающими, невероятными. Миры, которые ему позволяется открывать, сферы и ауры, с которыми он прежде контактировать боялся: он погружается в мир людей, впервые начиная ощущать себя его частью, и тогда всё безумие, мучащее душу, проходит, сменяясь благословенной чистотой, ясностью и счастьем, даже если иного счастья он никогда не познает. Люди удивительны, и самый из них удивительный — этот.

Каспер поднимает голову и улыбается, когда с крыши, выпрямляясь, ему машет рукой Роан, и звёзды раскрывают своё сияние над его головой; они много ищут и мало находят, но каждое сокровище не делят пополам, а принимают на двоих, как то следует, потому что это их мир и их звёзды, и они всегда будут к ним благосклонны, даже если вакуум не позволяет дышать.

Мы все — одно целое, и метания наши отмечаются сияющими дорогами созвездий, и всё для них и нас едино.

========== «Хрустальное пламя» (Шин/Шиеми) ==========

Комментарий к «Хрустальное пламя» (Шин/Шиеми)

Частично спойлер, частично не очень.

Шиеми — хрупкая, как стеклянная, как будто ступившая на грешную бренную землю из самого трепетного рая, из глубин мироздания, из тех эфемерно-волшебных снов, что наполняют сознание каждое кристально-чистое утро. Шиеми — девочка-сказка, героиня повестей о снеге и изящных эльфах, остроухих и тихих, с идеальными манерами и лёгкостью в серебристых взглядах. Шиеми — стекло, серебро и снег.

Но рядом с ней Шин как будто горит.

Шин — яркий, красивый и ошеломительно замечательный. У него нет недостатков и нет слабых мест. Шин — само совершенство во плоти, создание вышних сил, сброшенное на землю из-за своей превосходящей все границы разумного идеальности. Шин — красное золото, дрожание заката на осенних листьях, дорогой металл и звёздная улыбка, весь такой порывистый, яркий и притягательный, что хочешь не хочешь, а залюбуешься. Он это знает: люди не могут глаз отвести, когда он проходит.