Товарищ инженер вздохнул и сообщил, что его наблюдения над жизнью убудцев дают основания сделать вывод: их семьи — это не семьи в нашем представлении. Ни ревности, никаких примет формального союза конкретного мужчины с конкретной женщиной. Может быть, они когда–нибудь и сходятся. В период гона или течки…
— Я же говорил, это стадо, человековидные коровки, а вы…
Товарищ инженер не стал продолжать беседу, сделавшуюся неприятной.
Денис решил продолжить экспериментирование по своему смотрению.
С этим дурным раем что–то надо было делать!
Как насытить механический акт хоть каким–то эмоциональным содержанием?
Попробовал совместить сексуальное воздействие с болевым, самодельный мазохизм, но очень скоро понял, что ничего не получится. Убудки просто убегали из–под его палки. Не сразу, но сообразил: не от неприятия сексуальных извращений, а просто потому, что удары воспринимали как приказ немедленно удалиться. Готовность к абсолютному послушанию показывала в данном случае обратную свою сторону.
И тут ничего нельзя было поделать, любые, даже самые детальные, объяснения ставили убудок в тупик. Боль как путь к удовольствию — это было для них недоступно.
Попробовать бить себя? Или заставить крестьянку пройтись по его хребту тяпкой, пока он трудится над другой крестьянкой? Представил вживе, расхохотался.
— Что с тобой? — поинтересовался дядя Саша, сидевший рядом и рассматривавший пустую бутылку из–под колы.
— Ничего особенного, — сказал Денис, — ставлю мысленный эксперимент.
— Вот и я ставлю.
Все же кое–что интересное Денис придумал. Как–то явился с одной своей новенькой на холм к Параше. Интересно, что скажет первая его здешняя женщина, если он…
Ничего не сказала, хотя все поняла.
Велел новенькой раздеться. Параша даже не посмотрела в их сторону.
— Параша, принеси воды.
Принесла.
— Так. Я заставлю вас чувствовать хоть что–то. Стой здесь и смотри.
Честно говоря, был почти на сто процентов уверен, что ничего и этот опыт не даст, продолжал раздраженно экспериментировать только для очистки научной совести.
И вдруг крик:
— А ну–ка, шабаш!
И это крикнула не Параша. Дядя Саша неожиданно вернулся на хутор и теперь пребывал в полнейшем ужасе и свирепости.
— Ты что делаешь, гаденыш?!
Денис, надо сказать, даже немного обрадовался, что все раскрылось. Он встал, демонстративно воспользовался тыквой, что держала Параша, в гигиенических целях. Новая девушка тут же убежала с глаз долой. Можно было подумать — ей стыдно. Или по каким–то своим делам. Параша тоже скрылась с глаз долой.
— Ты что, не понимаешь, это низко, Денис!
— Считайте, что я граф де Низ.
Товарищ инженер смотрел на напарника исподлобья, классически играя желваками. Напарник уже переборол первый приступ смущения и готов был к препирательствам. Трудно сказать, во что бы обратился этот разговор, но появилась Параша, неся, как ловкий официант, в каждой руке по подносу, на каждом высилась горка риса в обрамлении плодов.
Господин аниматор и товарищ инженер равно непонимающе глядели на нее: что должно означать это двойное угощение в неурочный час? Параша ответила ему на молчаливое недоумение:
— Шабаш!
Первым сообразил товарищ инженер, глубже успевший погрузиться в стихию убудских обычаев.
— Бери поднос и пошли, — сказал сбитому с толку аниматору.
Денис взял один поднос, его устраивал такой выход из ситуации; кажется, сейчас дело будет не до обсуждения его морального облика.
Товарищ инженер принял второй поднос, погладил девушку по плечу и сказал, чтобы она ничего не боялась, никто ее больше не тронет. Иначе… и угрюмо покосился на Дениса.
Тот сделал вид, что интересуется только предстоящим делом:
— Нас зовут на шабаш?
5
Они быстро спускались вниз по тропинке с холма в долину, неся в руках сгоношенные Парашей подношения. Денис сразу решил, что выданные продукты надо понимать именно так.
— А вы что, дядя Саша, знаете убудский язык?
— Я знаю слово «шабаш».
Они ступили в прохладную тень под местными липами.
— И что оно значит?
— Если еще не понял, сейчас поймешь.
Голос старшего товарища звучал жестко, он все еще продолжал показывать, что очень недоволен увиденным на холме. Впрочем, что он видел?
— Знаете, дядя Саша, можно подумать, вас никогда не одолевали разные костюмированные видения: вы — и гарем, подаренный вам султаном, осчастливленным в инженерном отношении. Или вы ночной санитар в коматозном отделении для женщин. Или, уж совсем просто — русский барин в своем имении, в баньке. Вы — Ганнибал, только не людоед, а Пушкина дедушка. Доступность женщины иногда волнует не меньше, чем недоступность.
— Это скотство. Они же не могут тебе отказать.
— В том–то и дело, для них это не грех, не преступление против их законов. Ни отцы, ни братья не против.
— Все равно — скотство!
— Ну, если у вас… угасло сексуальное чувство…
— Хватит! Ну, если завел себе любовницу, зачем тащить ее в дом к Параше?!
— Да, не подумал, — не посмел открыть всей правды о своих делах Денис и от этого был себе противен. Чего он боится этого?..
— Ты должен дать мне слово, Денис. Ты ни за что не тронешь Парашу!