До Севильи доходили тревожные слухи — королева тяжело больна, возможно, дни ее сочтены. А на королеву Адмирал возлагал все свои надежды, королю он никогда не доверял и короля считал виновником многих своих злосчастий.
Полтора года назад, на Ямайке, не чая, как вырваться из западни и утратив надежду на спасение, Адмирал отрекся от мирских благ и объявил, что ему не нужны «почести и прибыли». Но в ноябре 1504 года, возвратившись в Кастилию, он отдался былым «генуэзским» страстям. С точностью до мараведи пытался он определить, насколько обсчитала его казна и какие суммы он мог бы получить, если бы их высочества не нарушили своих былых обязательств.
В первом своем письме к Диего от 21 ноября 1504 года он писал: «Мой дражайший сын, дон Диего. С курьером получил твое письмо. Это хорошо, что ты сейчас там, то есть при дворе, и имеешь возможность помочь делу и вникнуть в него. Сеньор епископ Палении [Диего де Деса] с той поры, когда я прибыл в Кастилию, мне покровительствовал и споспешествовал восстановлению моей чести. И ныне через него надо добиваться, чтобы мне было возмещено за обиды и чтобы их высочества выполнили то, что мне обещали в соглашении и в патенте, мне данном. И я убежден, что, буде они так сделают, мое достояние и мое величие преумножатся в огромнейшей степени. И думается, что причитается мне в золоте куда больше 40 тысяч песо, если только Сатана не помешает исполнению моих желаний, ибо, когда меня силой вырвали из Индий, причиталось мне много больше этих сорока тысяч. И, клянусь тебе, но пусть это будет только между нами, что из того, что мне следовало бы получить, если пожалования их высочеств выполнялись бы, я, что ни год, недополучаю десять миллионов мараведи и никак не могу добиться возмещения… Диего Мендесу поручил я хлопоты о моей поездке ко двору, но очень опасаюсь за нее, ибо стоят холода, а они да моя хворь мне злейшие враги, особенно в дороге» (105, PI, v. II, 232–243).
В других письмах он жалуется, что его немилосердно обсчитывает казна: причитающуюся ему десятую долю доходов она выплачивает не с общей суммы прибылей, а с пятой ее части, да и, кроме того, ему еще следует получить 331/3 процента с торговых сделок, на которые в свое время имели право адмиралы Кастилии, не говоря уже о восьмой доле от торговли с Индиями (30, 20–45).
А между тем в 1502–1504 годах представители Адмирала на Эспаньоле — Алонсо Санчес Карвахаль и Джованни Антонио Коломбо переправили в Кастилию 22 марки золота. Адмиральского золота на сумму 500 тысяч мараведи. Это немалая сумма, она эквивалентна примерно 5 килограммам золота. Но Адмирал требовал от казны 60 тысяч песо — четверть тонны чистого золота. Причем сумма эта должна была лишь возместить обсчеты казны, а в дальнейшем Адмирал рассчитывал ежегодно получать не меньше 10 миллионов мараведи в год. На эти деньги можно было приобрести 100 килограммов золота. Такой доход получали в Кастилии богатейшие магнаты.
И в то же время Адмирал грезил о вызволении Иерусалима и горы Сионской. Картезианский подвижник Гаспар Горисьо выслушивал его страстные филиппики в защиту нового крестового похода. «Книга пророчеств», духовная лоция освободителей «святой земли», занимала Адмирала, он снова вернулся к ней и стремился ее закончить как можно скорее.
Вероятно, в конце ноября 1504 года он отправил королевской чете пространное письмо, в котором излагал свое крестоносное кредо. Оно настолько важно для уяснения путаных побуждений его автора, что заслуживает быть воспроизведенным в главной своей части.
«Христианнейшие и высочайшие государи! Вот причина, по какой я желаю освободить Дом Господний и вернуть его воинствующей Святой Церкви. Высочайшие цари: сызмальства вступил я в море, дабы плавать в нем, и продолжаю сие и поныне. Искусство мореплавания склоняет тех, кто ему предан, к познанию тайн этого мира. И этому я отдаюсь уже сорок лет. Все, что я оплавал доныне, все я исходил. Толковал и беседовал я с учеными людьми, клириками и мирянами, латинянами и греками, иудеями и маврами, и со многими иными особами прочих верований. Желание мое Владыка Наш счел благим и вдохнул в меня дух к познанию… И я весьма преуспел в морском деле, достаточно изучил астрологию, а также геометрию и арифметику. И душой приобщился, и руки приспособил к искусству чертить фигуры земного шара и на них в должных местах наносить города, реки и горы, острова и гавани, и все это располагать в должном месте.