Колумб

Утверждая власть Испании над Сан-Сальвадором и скорое обретение местными жителями христианской веры, Колон воздвиг на берегу большой крест. А затем, наполнив бочки водой, взяв на борт дрова и фрукты, в тот же вечер они подняли якорь и вышли в море, не отказываясь от намерения найти Сипанго. На «Санта-Марии» отплыли с ними и семь лукаянцев, или ганаани, как называли они себя, хотя желающих было гораздо больше.

Чтобы перейти от языка жестов к более удобным формам общения, лукаянцев начали обучать испанскому. Сначала им показывали какую-то часть тела и называли её по-испански до тех пор, пока лукаянцы, поняв, что от них требуется, в точности не повторяли произнесённое слово. Затем пришёл черёд таких общих понятий, как небо, солнце, море, ветер, дождь, земля, деревья. После этого — предметов обихода. Лукаянцы учились на удивление быстро, и уже через несколько дней могли вести простой разговор. Научили их повторять, как попугаев, две молитвы и креститься. Всё это делали они с готовностью и радостью, и Колон увидел в этом их стремление стать верными христианами.

Через день после отплытия с Сан-Сальвадора они бросили якорь у другого островка, с такой же буйной растительностью и туземцами, как две капли воды похожими на ганаани. Колон ещё более утвердился в мнении, что они достигли тысячи островов, которые, по сведениям Марко Поло, окаймляли восточное побережье материка. Остров он назвал Санта-Мария де ла Консепсьон.

Следуя далее на запад, они догнали обнажённого индейца, в одиночку плывшего на чёлне. Его подняли на борт вместе с судёнышком, в котором нашли тыкву с водой и лепёшку из маниоки, которые тот взял с собой. По нитке бус на шее индейца Колон догадался, что того послали на другие острова, чтобы предупредить о пришествии необычных людей. Поскольку индеец мог поспособствовать их доброму приёму на ещё не открытых островах, Колон увлёк его в каюту, где угостил мёдом, вином, хлебом и щедро одарил его бусами и колокольчиками. После этого чёлн опустили на воду и дозволили индейцу продолжить плавание.

И действительно, когда днём позже, пролежав ночь в дрейфе, они достигли нового, более крупного по размерам острова, индейцы облепили их, наперебой предлагая фрукты, печёный картофель, лепёшки из маниоки. На этом острове они заметили элементы примитивной цивилизации. Хотя все мужчины и большинство женщин ходили обнажёнными, у них уже существовало понятие одежды, ибо некоторые женщины носили фартуки, сотканные из хлопка. Жилища их напоминали шалаши со стенами из ветвей и крышей из пальмовых листьев. Спали они на сетках из хлопковых нитей, которые испанцы нашли весьма удобными и которыми воспользовались в дальнейшем сами, сохранив индейское название — гамак. Здесь же они увидели первых животных — приручённых собак, диких кроликов, ящериц длиной до шести футов, которых индейцы называли игуанами. Мясо последних оказалось весьма приятным на вкус.

На этом острове, названном Колоном Фернандина, и на соседнем, которому он дал имя Изабелла, они провели несколько дней, наслаждаясь красотой здешней природы и не переставая удивляться плодородию земли. На каждом из островов, закрепляя владычество Испании, Колон установил по кресту.

Он собирал образцы местной растительности, трав и плодов, но золота не находил, за исключением украшений, которые охотно предлагали ему индейцы.

Лукаянцы уже настолько хорошо освоили испанский, что смогли ответить на вопрос, откуда берётся этот жёлтый металл. Как выяснилось, его привозили с юга, с острова, называемого Куба, и другого, расположенного восточнее, — Богио. Как понял Колон из разговора с лукаянцами, золото и пряности привозили оттуда торговые суда. Возможно, толкование было слишком вольным, но Колон тем не менее решил, что Куба и есть желанный Сипанго, и направил каравеллы на юг.

Останавливаясь по пути у различных островов, каждый из которых казался им прекраснее предыдущего, двадцать восьмого октября, через полмесяца после высадки на Сан-Сальвадор, достигли Кубы. Она предстала перед ними во всём великолепии, с высокими горами, густыми лесами, побережьем, протянувшимся до горизонта с запада на восток.

Бросив якорь в устье полноводной реки, Колон объявил остров собственностью Испании и назвал его Хуаной, в честь принца Хуана, пажом которого служил теперь маленький Диего.

Красота и плодородие нового острова превзошли все их ожидания. Его обитатели перешагнули стадию первобытной невинности, с которой испанцы встретились ранее, (поскольку местные жители прикрывали тело подобием одежды). Поняли пришельцы и что кубинцам знакомо чувство страха, так как при приближении незнакомцев все они убежали в леса, оставив свои хижины. Хижины эти были посолиднее, чем шалаши на Фернандине. В них испанцы нашли грубо вырезанные статуэтки и маски, сети, сотканные из пальмовых нитей, а также крючки и гарпуны. Из этого испанцы сделали вывод, что питались туземцы главным образом рыбой.