Колумб

Фривольное её название он нашёл безвкусным, но, решив переименовать корабль, колебался между любовью земной и небесной, между обожанием девы Марии и страстью к Беатрис. Он тянул и тянул, моля Богородицу простить его колебания, проявить милосердие к человеку с разбитым сердцем. Велико было желание дать каравелле имя любимой женщины, которую он считал потерянной для себя, образ которой преследовал его. Но в итоге набожность восторжествовала: Колон решил, что в неведомое покойнее плыть под сенью святого имени и, следовательно, под защитой небожительницы. Более того, он пришёл к выводу, что и Беатрис одобрила бы его выбор. В результате «Мария галанте» стала «Санта-Марией».

Думая о названии для своей каравеллы. Колон не забывал следить за снаряжением экспедиции. На борт доставили бомбарды и фальконеты, их каменные и железные ядра служили судну балластом. В трюм загружались бочки с солониной, рыба, копчёное мясо, сыр, фасоль, мешки с мукой, лук, оливки, вино, растительное масло. Рядом ложились паруса, канаты, глыбы вара, а также прочее, прочее, прочее — всё необходимое в дальнем плавании, которое могло продолжаться более шести месяцев.

Закупкой припасов ведали главным образом Пинсоны. Сами мореходы, они знали, во-первых, что искать, во-вторых, где, так как имели обширные торговые связи. Пригодились и знания Колона касательно того, чем расплачивались португальцы за приобретённые золото и слоновую кость в Африке. Он позаботился о том, чтобы на борту оказалось достаточно стеклянных бус, колокольчиков, зеркалец и других безделушек.

К концу июля осталось взять только воду. Подготовка к выходу в море завершилась.

Мартин Алонсо получил под свою команду «Пинту», каравеллу длиной в сорок пять футов, в два раза короче «Санта-Марии», с единственной мачтой на корме, но с благородными обводками, говорившими о её быстроходности. Штурманом на «Пинте» плыл брат Мартина Алонсо — Франсиско. Как и «Санта-Мария», «Пинта» имела прямое парусное вооружение, в то время как «Нинья» — третья, самая маленькая каравелла эскадры — шла под латинскими парусами, к которым Колон относился настороженно. Командовал «Ниньей» Висенте Пинсон.

Что же касается матросов, то наиболее опытные и проверенные оказались на кораблях Пинсонов. Они раньше плавали под их началом, и Мартин Алонсо и Висенте, естественно, затребовали их к себе. «Санта-Марии» повезло меньше. Её команду составляли не только менее опытные матросы, но и те преступники, что решились отправиться в плавание ради свободы. Колона, однако, это не смущало. Он полагал, что бывшие преступники, привыкшие к суровой тюремной жизни, лучше выдержат предстоящие испытания. Что же до их неуправляемости, адмирал верил, что сможет удержать их в руках.

Помимо матросов, в последний момент к экспедиции присоединились несколько искателей приключений, так что всего на борт каравеллы готовились подняться сто двадцать человек. Среди них были два цирюльника-хирурга, переводчик, моран по фамилии Торрес, в совершенстве знавший еврейский, греческий и арабский языки, который мог оказаться весьма полезным на Сипанго. Взял с собой Колон и письмо владык Испании великому хану, на случай, что он доберётся до дальних земель, о которых упоминал Марко Поло.

К вечеру последнего дня июля в Палос прибыла кавалькада, которую редко видели в этой обители моряков и торговцев.

С приближением дня отплытия эскадры грусть и тоска опустились на Палос. Дурные предчувствия мучили тех, чьи мужья, отцы, сыновья отправлялись в дальний путь. Те же семьи, кого миновала чаша сия, сочувствовали отплывающим, из лучших побуждений пересказывали циркулирующие по городу слухи, все, как один, предрекавшие гибель отважным путешественникам. Из этого уныния и вырвал Палос прибывший в сопровождении великолепной свиты высокопоставленный гость. Известие о том, что сам казначей Арагона, дон Луис де Сантанхель, специально приехал в Палос, чтобы передать дону Кристобалю пожелания удачи от их величеств, в мгновение ока облетело город, и его жители высыпали на улицу.

Казначей въехал в Палос на белом арабском скакуне, дородный, важный, в камзоле из дорогой парчи, отороченном серебристым мехом. На его груди блестела золотая цепь с такими крупными звеньями, что одного из них хватило бы любому моряку Палоса на всю жизнь. Казначея сопровождали вооружённые всадники, в панцирях и шлемах, Васко Аранда и королевский нотариус, Эскобедо, также отправляющийся в плавание.

Кавалькада, не останавливаясь, проследовала через город и скрылась в сосновом лесу, за которым белел монастырь Ла Рабида.

Колона в монастыре не было. Он находился на борту «Санта-Марии» в своей каюте, куда перенёс в тот день свои личные вещи. Сойдя на берег, он узнал о прибытии Сантанхеля и поспешил в Ла Рабиду. И едва миновав ворота, столкнулся с казначеем, который обнял его и крепко прижал к груди.

— Дон Луис! — радостно воскликнул Колон, но в глазах его появилась тревога. Он побледнел, отступил на шаг. — Что привело вас в Палос?