Колумб

— Мы начнём с почему, ибо я не могу взвалить на себя ответственность за случившееся. Под натиском непогоды «Пинта» не могла плыть иначе.

— Кроме как против ветра, — съязвил Колон.

— Я испугался близости берега. Буруны указывали на подводные рифы. Мы ничего не знали о течениях, которые вкупе с ветром могли принести беду. Поэтому я продолжал идти против ветра, удаляясь от суши, как делали и вы, когда я видел вас в последний раз.

— Я делал это лишь потому, что продолжал подавать вам сигналы, требуя разворота.

— Сигналы? Пусть я умру на месте, если видел их.

— У вас что-то с глазами или у всей команды?

— Вы забываете, что видимость была хуже некуда и спускался туман.

— Да, да, так оно и было, — подтвердил Висенте.

— А как ваши уши? Вы ещё и оглохли? Я приказал стрелять из бомбарды.

— Правда? — глаза Мартина Алонсо изумлённо раскрылись. — Должно быть, всё заглушил шум прибоя.

— У вас на всё готов ответ, — сердито бросил Колон.

— Конечно, адмирал. — Пинсон нагло улыбнулся. — А исходя из того, что вы потеряли «Санта-Марию», осторожность моя более чем оправданна.

— «Санта-Марию» я потерял совсем не в тот день. Она села на мель при полном штиле из-за халатности рулевого.

— При полном штиле! Вот вам и доказательство того, что приближаться к берегу опасно. Но что мы все препираемся, адмирал. Не стоит сердиться на меня. Я не терял времени даром. Открыл бухту на востоке и реку, которую назвал Мартин Алонсо. Тамошние земли я объявил своей собственностью и собрал всё золото, которое там было.

Лицо адмирала потемнело ещё больше. Какое право имел этот человек делать то, что положено было только ему?

— О чём вы говорите мне, сеньор? Вы прибрали себе часть Эспаньолы, хотя я уже объявил весь остров собственностью владык Испании? Не слишком ли много чести? Остров принадлежит королю и королеве, и более никому. Да ещё назвали реку своим именем. Какая наглость! Об этом не может быть и речи.

Мартин Алонсо побагровел.

— При чём здесь наглость?

— Действительно, при чём? — встрял Висенте. — Если он открыл реку почему он не может назвать её своим именем?

— Своим именем? Я открыл весь Новый Свет, но покажите мне хоть кусок суши или воды, названный моим именем?

Мартин Алонсо промолчал, но Висенте нашёлся с ответом.

— Вы могли бы это сделать, адмирал, будь на то ваше желание.

— Вот именно, будь на то моё желание! Есть у меня одно желание, как следует наказать этого зарвавшегося наглеца.

— Сеньор! — возмущённо воскликнул Мартин Алонсо.

— Разве для наречения новых земель не хватает имён наших повелителей? А когда они иссякнут, нет ли в вашем распоряжении имён всех святых? Хватит об этом! Вы нанесёте реку на мою карту, и мы подберём ей подходящее название. Значит, вы нашли немало золота. Что вы с ним сделали?

Мартин Алонсо переступил с ноги на ногу.

— Половину раздал команде, половину оставил себе и готов поделить её с вами. Ваша доля — почти тысяча песо.

Если Мартин Алонсо и рассчитывал, что таким щедрым даром вернёт себе расположение адмирала, он ошибся. Колон сухо улыбнулся.

— Неужели вы не слышали моей установки, что всё найденное золото принадлежит короне?

— О, слышал. Но ведь и мне принадлежит определённая доля добычи. Не забывайте, что я субсидировал экспедицию и имею право на восьмую часть.

— Поэтому вы оставляете себе, сколько хочется, до того, как подсчитана вся добыча. Интересная у вас логика, сеньор.

Мартин Алонсо сдался.

— Я сожалею, что заслужил ваше неудовольствие.

— Я тоже. Что касается золота, то с ним мы разберёмся по возвращении в Испанию, где я потребую от вас точного отчёта. Вскорости мы отправимся туда. Но сначала взглянем на открытую вами реку. — И саркастически добавил: — Реку Мартина Алонсо.

Они вошли в устье на следующий день. Колон, разумеется, тут же переименовал её в Рио де ла Грасиа, немало задев этим самолюбие Мартина Алонсо. Но его беды этим не кончились, потому что в этот же день адмирал, кипя от гнева, поднялся на борт «Пинты».

Туземцы при появлении кораблей бросились в лес, точно так же, как и в тот раз, когда эскадра впервые подошла к Эспаньоле. Один из лукаянцев, посланный вдогонку, доложил Колону, что причина тому — грубое обращение с индейцами Пинсона, который силой захватил и увлёк на «Пинту» четырёх мужчин и двух женщин. Поэтому и отправился адмирал на корабль Мартина Алонсо.

— Действительно ли вы держите в трюме шестерых туземцев, захваченных против их воли? — сурово спросил Колон.

— Ну и что из этого? — вскинулся Пинсон. — Или вы отказываете мне в праве взять несколько рабов?

— А кому я давал такое право?

— Кому? Святой Боже! Да и сейчас на «Нинье» с дюжину индейцев.

— Но не рабов. Все они плывут с нами по доброй воле. Я приказывал, и вам хорошо об этом известно, держаться с индейцами учтиво, чтобы те считали нас своими друзьями. Только в этом случае я могу не опасаться за жизнь сорока человек, оставленных в Ла Навидад. А насилием вы только показываете, что от христианина добра не жди. Вы учите их не доверять, но остерегаться нас. За такие действия, учитывая ваше прошлое непослушание, мне следовало бы повесить вас на рее.