Кольцо смерти

Машина, из которой лишь чудом его выбросило в последний момент, перед тем, как она перевернулась в очередной раз и в немыслимом кульбите перемахнула через разделительный газон, теперь, по иронии судьбы, лежала на крыше возле самого бокса команды "Дрим-Моторс". Ее колеса все еще крутились. Струйки дыма выползали из мотора, уже погребенного под пеной огнетушителей, и было ясно, что взрыва бензобака можно не опасаться.

Артем Видов, в числе первых прибежавший к месту катастрофы, заметил, что Гранин смотрит не на свой автомобиль, а, словно завороженный, не сводит широко раскрытых глаз с того места, где – в ста метрах от него – человек по имени Алекс Моррис догорал в белом пламени погребального костра, пожирающего то, что до недавнего времени было его прославленной гоночной машиной. Над пламенем почти не было видно дыма. Жар, исходящий от горящих магниевых дисков колес был настолько высок, что все сгорало в нем без следа. Когда случайный порыв ветра разрывал порой высокую завесу пламени, в колышущемся мареве можно было видеть Морриса, сидящего в единственно уцелевшей части машины среди всей этой бесформенной, неузнаваемой массы покореженной стали. По крайней мере, Видов знал, что это – Алекс Моррис, ибо то, что представилось его взору, было почерневшее до жути обугленное человеческое тело.

Скоростной автомобиль пожарных прибыл к месту катастрофы спустя двадцать секунд, карета "скорой помощи" десятью секундами позже. Но и этих ничтожных мгновений хватило костлявой старухе Смерти, чтобы пожать свой урожай. Спасатели в огнеупорных костюмах работали быстро и профессионально грамотно, заливая пеной пылающие останки и отчаянно пытаясь добраться до автомобиля Морриса, но ни у кого из этих храбрых парней, рискующих попасть под взрыв бензобака, уже не было сомнений в том, что спасают они труп. Неослабевающий огонь, вновь и вновь вырывающийся из-под огромных пенных сугробов, словно издевался над ними. Их усилия были столь же тщетны, как бесполезно было и присутствие "скорой помощи". Алекс Моррис находился уже там, где для человека нет ни помощи, ни надежды.

Тысячи людей на трибунах и вдоль трека, застыв в безмолвии и ужасе, еще не веря своим глазам, смотрели на горящую машину. Судьи на трассе отчаянно размахивали черными флажками, давая сигнал к прекращению гонок. Через пару минут мотор последнего из восемнадцати оставшихся на трассе "болидов" замер у боксов, и все потонуло в молчании.

Видов перевел взгляд на человека в комбинезоне, сгрбившегося рядом с ним. Руки, сжимающие шлем, все еще дрожали, а глаза, неподвижно прикованные к теперь уже затушенному остову автомобиля Морриса, напоминали глаза ослепшего орла. Видов протянул руку и слегка потряс его за плечо, но Гранин словно не заметил этого. Тогда Видов спросил, не ранен ли он, потому что трясущиеся руки и лицо Гранина были переамзаны кровью (он перевернулся пять или шесть раз, прежде чем его выбросило из машины на газон, и она рухнула на крышу как раз на месте обслуживания на пит-стопе). Гранин не шевельнулся и взглянул на Видова как человек, с трудом приходящий в себя после кошмарного сна. Потом он покачал головой.

К ним подбежали два санитара с носилками, но Гранин, опираясь на руку Видова, с трудом поднялся на ноги и отмахнулся от них, однако не оттолкнул поддерживающую его руку. Оба они медленно направились к боксу – все еще оглушенный, не сознающей всей полноты случившегося Гранин и Видов – высокий, худой, с густой темной шевелюрой, аккуратно уложенной в модную прическу, и в затемненных очках, скрывающих его истинные чувства, отражавшиеся в задумчивом и мрачном взгляде темно-карих глаз.