Вероника тихонько захихикала. Глаза привыкли к темноте, стали выплывать очертания предметов. Она лежит в спальне, одна на огромной кровати, а из-за неплотно прикрытой двери несется деликатное похрапывание. Судя по всему, радушный хозяин лег спать на диванчике, уступив свою кровать гостье! Судя по свету за окном, еще очень рано, и ей никуда не надо идти, у нее выходной! Пожалуй, это и есть самое настоящее счастье. И не надо о нем говорить, не надо задавать ни себе, никому никаких каверзных вопросов, надо радоваться тому, что есть именно сейчас!
И Вероника принялась радоваться. Самым легким способом – она уснула. А проснулась, когда спальню заливало яркое зимнее солнце, ноздри щекотал приятнейший запах свежесваренного кофе, а рядом стоял Алексей и тянул ее за ногу.
– Вот это засоня! Ну же, вставай, кофе остынет!
– Вставать пора, вставать пора, семь утра, вставать пора, – пробормотала Вероника, дергая плененной конечностью.
– Какие семь утра? Уже половина двенадцатого! Завтрак подан, мадемуазель!
Он с трудом дождался половины двенадцатого – сам поставил себе этот дурацкий срок, и держался за него, и придумывал новые и новые дела. Проснулся в восемь, успел принять душ, побриться, поработать, заказать завтрак в номер и изнемочь окончательно. Будить ее было ужасно трудно, такую сонную, такую мягкую, с детским обиженным лицом! Но и просто видеть, как она лежит совсем рядом, сил не было!
Алексей приподнял Веру с постели за подмышки и прижал к себе, уткнувшись губами в спутанные кудри.
– Доброе утро.
– Доброе утро, маленькая.
– Я не маленькая.
– Нет, ты маленькая. Очень маленькая. Посмотри, я целую тебя в макушку.
– Я тоже могу поцеловать тебя в макушку.
– Лучше в губы.
– Договорились.
– Нет. Я потом тебя поцелую. У меня зубы нечищеные.
– Глупышка.
– Согласна. Пусти, ага?
– Ага!
– Пустишь?
– Нет. Вера, послушай меня. Мне нужно улетать.
– Как? Прямо сейчас?
– Да. У меня регистрация через три часа. Хочешь поехать проводить меня?
Если бы он сказал: «Ты поедешь со мной», если бы тон его был не вопросительным, а повелительным, Вероника бы ответила «да». Но этот вопрос...
– Что-то случилось?
– Жизнь случилась, Вера. Обычная жизнь. И ее нужно жить, вот и все.
«Возьми меня с собой. Мы проживем ее вместе. Я по-прежнему ничего не знаю о тебе, как и ты ничего не знаешь обо мне. Но все эти обстоятельства гаснут в простом свете истины. А истина в том, что мы нужны друг другу. Нужны – и ничего больше».
Так могла бы сказать Вера, но она не сказала, только вздохнула прерывисто. Он услышал ее вздох.
– Мне хотелось бы прогуляться с тобой. Хочу купить тебе подарок к Новому году.
– Мне не нужно. Я не приму.
– Примешь. Топай в ванную. Завтракать и гулять!
В ванной Вероника немножко поплакала. Такой сумбур в голове, такой неустрой в душе. Что же это делается-то, мама? Открыла кран, прислушалась к голосу водяной струи...
– Что ты скажешь мне?
– Но я даже не знаю, куда он зовет меня.
– Не надо упреков. Да, я боюсь. Я боюсь всю жизнь. Вырос зайчик в лесу и всего боялся.
– Значит...
А он, тот, о ком думали вода и Вероника, сидел на кровати над незастегнутой дорожной сумкой и держался за виски – очень женским, не подходящим к его образу жестом.
«Позвать ее с собой, увезти, забрать? Невозможно. Это страсть, ослепление страстью, это пройдет. Но почему тогда минувшей ночью я не смог соблазнить ее, овладеть ею, полусонной, теплой, мягонькой, как воробушек? Целовал в кудрявую макушку, дышал запахом волос, прижимал тихонько к себе – и все казалось, что она моя неотъемлемая часть, что лишиться ее так же страшно и дико, как лишиться руки или ноги. Вера, Вера... Странное сходство имен – Вера и Вероника. Вероника, законная невеста, красивая, сдержанная и страстная, породистая, нравится мне гораздо больше, с ней я могу представить себе свою дальнейшую жизнь – бок о бок в супружеской упряжке. Такие же красивые, сдержанные дети. Пикник с соседями или деловыми партнерами на лужайке. Вероника улыбается гостям – а улыбка ее, как снайперская пуля, всегда попадает в десятку. Она умеет хорошо одеваться, умеет себя держать. Она будет идеальной женой. Но Вера... Мягкая такая, с удивленно-беззащитным взглядом, с улыбкой скользящей, неуловимой – иногда только ямочкой обозначается на щеке. И откуда такая нежность?»