- Ха! - сказал Гварха. Голос у него стал сердитым. Пора было кончать застольную беседу.
Я наклонился и начал массировать мышцы у основания его шеи.
- Что? - спросил он.
"Что, по-твоему, ты делаешь, Ники?" Так должен был бы прозвучать этот вопрос. Я нажал ногтем большого пальца. Он посмотрел на меня и замолчал.
Умница! Он все еще был способен уловить сигнал. Я продолжал массировать его шею. Мышцы были как каменные.
Некоторое время царило молчание. Ватка завершил свою речь о том, чем плохи человеки и, в особенности, Ники Сандерс. Он сидел как груда меха, глядя в никуда.
Вейхар поднял голову, то ли ободренный тишиной, то ли заинтригованный ее причиной. Наши взгляды встретились. Я покосился на дверь. Этот прелестный чуткий мальчик зевнул и сказал, что совсем засыпает, что ему пора. Он встал, как всегда с неподражаемым изяществом, и поблагодарил первозащитника за интереснейший вечер. И даже не солгал: уж, наверное, он был интересным!
Потом он обернулся к Ватке. Не пойдет ли наступающий с ним? Он был бы так рад его обществу!
Словно возвращение в свои комнаты было эпохальным путешествием, а не коротенькой прогулкой (правда, на неверных ногах, если говорить о Ватке) по отлично освещенным коридорам.
Ватка поднял голову. Наконец-то халин одолел его. Это было очевидно. Причем сразу, как удар грома. Не знаю, разглядел ли он улыбку Вейхара, расслышал ли его интонацию - почтительность и дружелюбность с легким обещанием. Вейхар делает правильно. Зазывности было ровно столько, чтобы придать интереса его просьбе составить ему компанию, но не столько, чтобы его к чему-то обязать.
Не знаю, воспринял ли Ватка хоть что-нибудь. Он почти впал в забытье, но все же сумел вытащить себя из кресла и промямлить слова благодарности за приятный вечер. Вейхар обвил его косматую тушу и направился с ним к двери. Я пошел за ними. Когда дверь открылась, Вейхар сказал по-английски:
- С тебя причитается, Ники.
- Чего? - спросил Ватка.
- Я пожелал Ники доброй ночи.
- Не личность, - заявил Ватка и, спотыкаясь, вышел.
Дверь закрылась, позади меня что-то разбилось вдребезги. Я обернулся. Гварха поднялся из кресла. Руки у него были пустыми, а по стене напротив стекал халин. На ковре валялись осколки его любимой чаши.
- Зачем ты?
- Я был сердит. И сейчас я сердит. Что там между Вейхаром и Ваткой?
- Ты из-за этого сердишься?
- Конечно, нет.
- Вейхар увел Ватку, пока он еще не потерял своего места, а ты не лишился лучшего начальника штаба на всем периметре.
- Я его лишился, - сказал Гварха. - Я не потерплю у себя в штабе таких, кто говорит о тебе подобные вещи.
- Обсудим это утром.
- Решать не тебе.
- Да, первозащитник.
Он посмотрел на меня. Его зрачки заметно сузились, хотя он не выпил ни глотка с того момента, как я вошел в комнату.
- Как ты терпишь? Почему не пришел в ярость?
- Я не хочу разговаривать.
- Тогда уходи.
- Прежде я присмотрю, чтобы ты лег, если только ты не хочешь провести ночь возле установки для утилизации органических отходов.
- Меня не вывернет. Я пил мало.
- И хорошо делал.
На секунду мне показалось, что он заупрямится или опять возьмет начальственный тон. Но тут он приглушенно кашлянул, что означало смешок.
- Я не желаю больше спорить. То есть с тобой. То есть по такому поводу. Спокойной ночи. - И он направился к своей спальне, почти твердо держась на ногах.
Я решил, что он сам справится, и оглядел комнату. Следовало бы все оставить именно в таком виде: кольца и лужицы халина на столиках, широкое пятно на стене и липкая дрянь на ковре. Пусть Гварха выйдет сюда утром и увидит, какая он свинья.
Но чистоплотность и аккуратность всегда были проклятием моей семьи, и мне было мучительно оставлять комнату в подобном беспорядке. А потому я прибрал ее, составил чаши и кувшины на его кухне и все перемыл, даже осколки чаши, которую он разбил. Потом заглянул в спальню, проверить, как он. И услышал храп, который он всегда издает, когда засыпает пьяный.
Ну и вечер! Я налил вина в стакан и сел в гостиной напротив отмытой стены, поставив вентиляционную систему на отсос и освежение. Смрадные запахи заметно ослабевали. Я прислушался к гудению вентиляторов и размышлял о тлаях.
Всякий раз, когда я бывал на хварской планете, то обязательно хотя бы раз видел этого зверька, обычно за городом в сумерках или очень рано утром. Он копался в компостной куче или, посапывая, кружил по саду в поисках пищи - круглое пушистое создание, нечто среднее между крысой и поссумом. Мордочка заостренная, уши с кисточками и длинный, тонкий, пушистый, цепкий хвост.
А однажды я увидел очень крупную особь посреди проулка в центре хварской столицы.
Они живут повсюду, едят все. Избавиться от них невозможно. Люди относятся к ним с досадой и уважением.
Когда Гварха дарил мне браслет, он сказал, что нефрит - цвет моих глаз. Свой выбор он объяснил только этим, хотя я несколько раз его спрашивал, почему тлай? И какой тлай?
В звериных пьесах для детей, всегда нравоучительных, тлай - обманщик, вор, коварный интриган. Его замыслы всегда терпят неудачу, и в конце пьесы он всегда наказывается.