Кольцо графини Шереметевой

  счастью для нас, изучающих историю, Наталья Борисовна в конце жизни написала «Своеручные записки», в которых живо поведала всё о пути в ссылку. Благодаря этим запискам мы можем не только вникнуть в её мысли и чувства, но и прикоснуться к языку того времени. Кстати, судя по её «Запискам», петровская эпоха отнюдь не убила красоту и поэтичность русского языка (о чём пишут исследователи), язык её полон живого чувства, яркой образности, простоты, внутреннего ритма. Пожалуй, её можно назвать первой женщиной-писательницей XVIII века.

Отправились они в горькое своё «свадебное путешествие» через пять дней после венчания. Последуем же и мы за ними.

ОТ МОСКВЫ ДО КАСИМОВА

В долгоруковском обозе ехало десять человек опальных, множество слуг и лошадей, собак и скарба, уложенного на телеги. Двинулись по Владимирской дороге в самую распутицу, в дождь, когда развезло дороги, а ветер рвался во все стороны, лошади увязали в глине, колёса проваливались; слугам и княжатам то и дело приходилось вытаскивать кареты.

Ни песен ямщиков, ни ровного звона колокольчиков — всё замирало на колдобинах, дрожало на спусках, ямщикам не до песен, только успевай поворачивать!

В тоскливом молчании проделали первые вёрсты. Привыкшее к почитанию, семейство впало в уныние. И только молодые словно не замечали тягот пути.

Муж проверял, не капает ли на его избранницу, не намок ли кожаный верх кареты, не омрачилось ли лицо «лазоревого цветка». Удостоверившись, что ей удобно на его плече, князь заводил разговор. О чём? Конечно, о прошедших днях, об ушедшем государе императоре.

   — Уже лучше делалось Петру Алексеевичу, а он взял да и открыл форточку, душно, мол... Ох, дурень я! Вышел из комнаты... — сокрушался князь. — А тут новая простуда! Веришь ли, друг мой, иной раз кажется, будто нарочно ту оплошку он допустил. Веришь?

   — Верю, — шептала она.

   — Дивуюсь я на печальную участь Романовых, — князь ещё больше понизил голос — Великий Пётр здоров был — а в пятьдесят два года преставился. Сыновья его в младенчестве скончались, а дочь Анна умерла, а внуки? И Пётр II, и Наталья... будто проклятие кто послал. Ах, кабы не открывал он фортку!..

   — Не тужи, Иван Алексеевич, — утешала молодая жена. — На всё воля Божья.

   — Воля-то воля, да без дьявольской силы тоже, видно, дело не обходится. Угнетён был дух его, а при угнетённом духе дьявол силу обретает... А какой был бы царь молодой Пётр Алексеевич!

В «Записках» своих Наталья Борисовна потом напишет о Петре II: «Какое сокровище земля принимала! Кажется, и солнце со удивлением сияло! Ум сопряжён был с мужественною красотою, природное милосердие, любовь к подданным нелицемерная... О Боже мой, дай великодушно понести сию напасть, лишение сего милостивого монарха!»

Под ропот дождя и завывание ветра молодые муж и жена с горечью вспоминали тех, кто месяц-два назад почитали за честь сидеть за столом с ними, а при новой государыне перестали даже узнавать. Не было числа льстецам, раболепствующим перед Иваном Долгоруким, а после 19 января все отвернулись. Что говорить о князе, ежели к Наталье Шереметевой даже Варвара Черкасская перестала заходить — то ли отец запретил, то ли сама испужалась.

«Куда девались искатели, друзья? — писала Наталья Борисовна, полная страстного недоумения. — Все спрятались, и ближние отдалече меня сташа, все меня оставили в угодность новым фаворитам, все стали уже меня бояться, чтоб я встречу с кем не попалась, всем подозрительна. Лучше б тому человеку не родиться, кому на свете быть велику, а после прийти в несчастье: все станут презирать, никто говорить не хочет!»

Однако истоки всех бед муж и жена видели в разном: Иван Алексеевич считал виновницей бедствий Анну Иоанновну, а Наталья Борисовна — Бирона.

   — Помнишь ли, как шёл я со своими гвардейцами в день её коронации? В последний раз командовал... В один миг встретился с нею глазами, и никогда не забыть мне её взора. А меж тем уже подписан был указ об моём розыске, она готовила уже свои противности.

   — Как же не помнить, Ванюша? — не выпуская своих рук из его и не поднимая головы, отвечала Наталья. — Как возвращалась я с той коронации к дому, шла мимо твоих гвардейцев, так не знала, куда и глаза девать... Одни солдаты кричат: «Это отца нашего невеста!» А другие: «Прошло ваше время, теперь не старая пора!» Еле доехала до двора своего... Да только разве в том государыня виновата? Главный — Бирон. Собой он красив, люб, видно, и государыне... А человеки почуяли нового фаворита и давай ему угождать!..

Об Анне Иоанновне в «Записках» у неё есть такой отзыв: «Престрашного была взору, отвратное лицо имела, так была велика, когда между кавалеров идёт, всех головою выше, и чрезвычайно толста».