Кольцо графини Шереметевой

А тут опять напасть: новый начальник караула, напуганный арестами, дабы показать своё служебное рвение, решил и Наталью Борисовну упрятать в тюрьму. Вместе с малым ребёночком. Старший сын остался в беспризорности, бегал по двору, а она с младшеньким глядела на него через окошко. Тошно стало Наталье Борисовне, тошнее, кажется, и не бывало, и целые дни проводила в затворничестве у окна...

Но однажды — это было в мае 1740 года — во дворе берёзовского острога появились странные люди. Одеты они были в иноземные платья, шагали смело, говорили громко, а вместо шапок на голове имели парики.

Мальчики во дворе играли с гусями, вот Миша сунул хворостину, гусь вытянул шею, и он побежал с криком: «Аларм?»

Один из приезжих окликнул его, видимо, удивившись французской речи тут, в Берёзове. Что-то спросил, и мальчик звонко отвечал:

   — Я — князь Михаил Иванович Долгорукий!

   — Бонжур, мон ами, — ещё более удивился гость.

   — Бонжур, мосье!

   — Как ты попал сюда, где твои маман и папа?

Тот стал показывать на тюрьму и объяснять что-то звонким своим голосом. И гость заспешил к домине.

Не знала, не ведала Наталья Борисовна, что прибыл в Берёзов городок известный французский учёный, астроном Делиль с той целью, чтобы наблюдать солнечное затмение. Рядом был его секретарь, подробно записывавший наблюдения не только научные, но и бытовые: как выглядит острог с колокольни, каково место, где жил Меншиков, чем здесь живут. Об остроге записал: «Здание с закруглёнными окнами. Оно осталось от упразднённого Воскресенского монастыря, монахи после пожара 1719 года переведены в нижнее течение Оби, в Кондинский монастырь... Воевода — поручик Преображенского полка Шульгин...» (Бобровский к этому времени давно уже был разжалован в солдаты за дружбу с Долгорукими).

Между тем воевода и начальник караула, бывшие с Делилем, стушевались, заметив его решимость посетить тюрьму и услыша слова:

   — Как? Столь знатная особа содержится в тюрьме? Как это есть возможно?

Пришлось открыть дверь. Гость ужаснулся при виде затхлой комнаты, жалкой кровати, тёмных углов. Когда же заметил на руках княгини младенца, разразился бранью на французском языке, и возмущению его не было предела. Он так повелительно указал рукой на дверь, притом голос его был так дерзок, что не требовалось перевода: охранник открыл дверь перед арестанткой и поклонился...

Так Наталья Борисовна оказалась на свободе.

Но и в последующие дни любезный француз не оставлял её своим вниманием, поражённый молодостью, красотой и несчастьями, выпавшими на её долю.

Мальчика спросил: «Ты хочешь видеть затмение солнца?.. Через мой инструмент ты увидишь его...»

Около месяца пробыл Делиль в Берёзове, узнал о судьбе князей Долгоруких, а княгине велел написать письмо императрице — мол, передаст ей, и Анна смилостивится. Наталья Борисовна написала то письмо, но более в нём было слов о судьбе мужа, чем о своей: откройте мне участь его, куда дели, а ежели нет его более на земле, так позвольте уйти в монастырь!

В честь отъезда французов в городке был устроен салют — палили из всех пушек, имевшихся в крепости. На берегу собралась толпа.

На судне подняли андреевский флаг, ибо без флага на проходящие суда нападали речные разбойники, с криками: «Сарынь на кичку!» — устремлялись и разоряли проезжающих.

Француз оказался не только любознательным учёным, любезным мужчиной, но и обязательным человеком. Через полтора месяца из Петербурга пришёл ответ: императрица всемилостивейше разрешала княгине с детьми покинуть Берёзов и вернуться домой.

Собрав жалкие пожитки, Наталья Борисовна снарядилась в дорогу и отправилась в обратный путь. Было это 17 июля 1740 года, спустя ровно десять лет с того дня, как приехала она в этот суровый край.

Но, пересекая Уральские горы, двигаясь по дорогам Пермской, Рязанской, Владимирской земли, Наталья Долгорукая ничего не знала о судьбе своего любимого мужа. Не знала, что под Новгородом сооружён был эшафот и на нём свершилась одна из самых жестоких казней. Не знала, что самая страшная смерть уготована её мужу. Не знала и того, с какой твёрдостью воспринял он её.

Об этом спустя годы напишет П. В. Долгорукий:

«Пришёл черёд Ивана. В ту страшную минуту выказал он поразительное мужество, он глядел в глаза смерти, и какой смерти! С мужеством поистине русским. В то время как палач рубил ему левую руку, он сказал: «Благодарю Тебя, Господи!» Палач отсёк ему правую руку — он продолжал: «...что сподобил мя...» И когда рубили ему левую ногу: «и познать Тя...» Затем потерял сознание».

Не знала Наталья Борисовна и того, что пройдёт много лет, и внук её, названный Иваном в честь деда, изучив архивы, напишет о своём несчастном предке: «Такая неожиданная и ужасная кончина, полная таких страстных страданий, искупает все вины его молодости, и его кровь, оросившая новгородскую землю, эту древнюю колыбель русской свободы, должна примирить с его памятью врагов нашего рода».

Но, повторяем, ничего не знала ещё о том Наталья Борисовна.