Кольцо графини Шереметевой

Так решилось всё будущее Натальи, одно слово — и вся она в его власти, навеки...

Как случилось, что не отпрянула, не уклонилась, когда поцеловал он её сперва в висок, а потом в губы?..

Умница-разумница, дочь великого фельдмаршала — и фаворит, избалованный лестью, князь, прослывший буйством и дерзкими выходками...

Ведь жизнь его подобна полёту бабочки в порыве ветра. Сегодня он чуть не царь, все перед ним заискивают, раболепствуют, льстивые слова говорят, домогаются дружбы его, а завтра?.. С тем же тщанием предадут, бросят камень... Свежа ещё память о Меншикове: давно ли правил за молодого государя, жил в богатейшем дворце? А ныне — сидит на острове и кормит сибирскую мошкару... Помнят все и Шафирова, обвинённого во всех смертных грехах, приговорённого к смерти. Взошёл уже на эшафот, встал на колени, и тут остановили казнь, но всё едино с жизнью-то уж он простился!.. Великая смертная игра идёт возле трона, лучше подале от него, и неведомо, какая участь ждёт Долгорукого...

Но... ни о чём таком не думала Наталья Борисовна. Ни о богатстве, ни о положении, единственно об чём думала: о нраве его горячем да сердце жарком, а ещё — нравилась в нём этакая виноватинка, перед ней он — будто школьник нашаливший али малый ребёнок. И ещё знала: надобна она ему, очень надобна...

* * *

С неё, с Натальи Борисовны, так повелось у Шереметевых или ранее? Если уж люб человек, то навеки. Об отце её говорили: в субботу влюбился — в воскресенье женился, а когда пришёл смертный час любимой жене, то решил уйти в монастырь, да только царь Пётр не позволил...

Спустя несколько десятилетий сын её брата Петра, Николай Петрович, полюбит крепостную актрису Жемчугову, презираем будет дворцовым окружением, родственниками и всё-таки добьётся разрешения на невиданный брак, сделает жену графиней Шереметевой...

Ещё одна Шереметева — жена декабриста Якушкина Анастасия Васильевна, узнав о ссылке мужа, готова поехать за ним в Сибирь, она умоляет царя разрешить ей свидание: «Удручённая скорбью и болезнью, с грудным пятимесячным ребёнком и двухлетним сыном проехала семьсот вёрст в надежде на благость Вашего Императорского Величества...»

Итак, навеки. При этом никакого высокомерия или гордости. Напротив, служение любимому человеку до конца, даже до самоуничижения. Невольно возникают в памяти герои Достоевского. Один из Шереметевых — Николай Борисович — так влюбился в актрису Найдёнову, что бросил всё, женился на ней и радовался, если она позволяла ему убрать в её гримёрной, поработав веником и щёткой.

В самый разгар революции, летом 1917 года, сын Сергея Дмитриевича (уже знакомого нам) так влюбился, что потерял не только всякий интерес к общественным проблемам (а он у него был), но даже почувствовал надлом в психике.

И ещё: у Шереметевых была родовая черта — желать того, чего в данный момент нет: зимой жаждать лета, леса, уток, а летом — мечтать о театре (страсть к музыке и театру оставалась всегда).

Многие испытания, о которых не могла даже предположить наша героиня Наталья Борисовна, выпали на долю её потомков в XX веке. Это ещё раз доказало, как безжалостна к человеку история и как сильны человеческие чувства, но об этом вы прочитаете в третьей части книги.

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ВЕЧЕРА

I

ад Москвой, на семи холмах — хмурая зимняя темень. Лишь жёлтые огоньки в окнах деревянных домиков да купола и маковки церквей светлеют. Ни фонарей, ни звёзд, ни луны... Только белый снег, да чёрное небо, да вылетающие из труб красные искры. На редких площадях горят костры, разрывая смертную черноту ночи.

Часов с восьми зимой ворота в Кремль запираются, часовые, чтоб не спать не дремать, до самой заутрени поют-бормочут молитвы. Перед заутреней раздаётся голос: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» Второй часовой от Успенского собора кричит: «Святые московские чудотворцы, спасите нас!» Третий откликается: «Святой Николай Чудотворец, моли Бога о нас!»

С началом сумерек закрывают домовые ворота, амбары, сараи, прикрывают ставни на окнах: известны беспорядки московские — то тут, то там бои кулачные, вой девичий, а то и грабёж с убийством. Одна надежда — «рогаточные караулы», в которые съединяются сами жители, да ещё пожарные. Зоркие караульщики озираются на каланчах, внизу стоят казаки, готовые всякий час мчаться в любой конец города. А лошадей для пожарного дела поставляют хозяева, замеченные в неосторожной езде по улицам.

Дома знатных господ в центре города — будто целые селения: главная хоромина господская, за ней сараи, пчельники, бани, огороды, рощицы, сады. Напротив Кремля — Садовники с вишнями и яблонями, там — Полянка с цветущими луговинами и озёрами, за Сухаревой башней — огороды Черкасского князя.

Куда ни глянь, всюду сельский вид, летом пейзаж деревенский, куры кудахчут, петухи поют, а то и ягоды люди собирают. За что любят старожилы древнюю столицу, так за этот налаженный, устоявшийся быт, за домашний, деревенский уклад. Оттого многие особы покидают Петербург с радостью и не желают возвращаться обратно...