Кольцо

— Все, фрейлейн, разговор окончен. В пять часов вы должны явиться в свой барак. Кстати говоря, жить там не обязательно. Если вы найдете себе иной… ангажемент, можете сменить место жительства. Но разумеется, вы останетесь под нашим присмотром.

Ариана отлично его поняла. Если она предложит генералу Риттеру себя в любовницы, то ей позволят остаться под родным кровом. Сидя в приемной на деревянной скамье, Ариана вся дрожала от негодования. Единственным утешением была мысль о том, что, когда она попадет в Грюневальд, Хедвиг и Бертольд смогут насладиться делом своих рук — увидят ее избитой, израненной, грязной, оборванной.

Пусть полюбуются, что сделала с ней их любимая нацистская партия. Они орали «хайль Гитлер», а расплачиваться пришлось ей. Ариана была настолько охвачена яростью, что не заметила, как к ней подошел фон Трипп.

— Фрейлейн фон Готхардт?

Она удивленно подняла глаза. С тех пор как Манфред спас ее от Гильдебранда и его хлыста, Ариана ни разу его не видела.

— Мне поручено отвезти вас домой.

Обер-лейтенант не улыбнулся, но зато теперь он смотрел не сквозь нее, как раньше, а прямо в глаза.

— Вы хотите сказать, что вам поручено отвезти меня в бараки? — холодно спросила Ариана.

Но тут же пожалела о своей резкости и вздохнула. В конце концов, этот офицер ни в чем не виноват.

— Извините.

Манфред медленно кивнул:

— Капитан сказал, что я должен отвезти вас в Грюневальд, где вы возьмете личные вещи.

Ариана склонила голову. Ее глаза на исхудавшем личике казались громадными. Сердце фон Триппа дрогнуло, голос смягчился:

— Вы уже обедали?

Ариана давно уже отвыкла от слова «обед». В ее гнилой камере пищу давали один раз в день, так что деления на завтрак, обед и ужин не существовало. Да эти помои и не заслуживали названия «пища». Лишь под угрозой голодной смерти могла Ариана заставить себя есть эту гадость. Поэтому она ничего не ответила, но Манфред понял все без слов.

— Понятно, а теперь мы должны идти.

Его жест и голос были безапелляционны, и Ариана послушно последовала за офицером. На улице, ослепнув от яркого солнечного света, она покачнулась, но удержалась на ногах. Глубоко вдохнула свежий воздух и села в машину. Там Ариана отвернулась от обер-лейтенанта, делая вид, что разглядывает длинный ряд бараков. На самом деле ей не хотелось, чтобы он увидел слезы у нее в глазах.

Несколько минут они ехали молча, потом Манфред вдруг остановил машину и обернулся к своей спутнице, по-прежнему сидевшей к нему вполоборота. Ариана, казалось, совершенно забыла, что рядом с ней находится посторонний человек — высокий светловолосый мужчина с добрыми глазами и импозантным дуэльным шрамом на щеке.

— Подождите меня, фрейлейн, я сейчас вернусь.

Ариана, не отвечая, откинулась назад, плотнее укутавшись в одеяло, которым снабдил ее провожатый. Она думала об отце, о Герхарде, мучаясь догадками и Предположения ми. Ей было удобно и уютно на мягком сиденье, под теплым одеялом. Подобного комфорта она не знала уже целый месяц.

Фон Трипп действительно вскоре вернулся. Он без слов протянул ей маленький, аппетитно пахнущий сверток. Внутри оказались две толстые сардельки, намазанные горчицей, и большой ломоть черного хлеба Ариана посмотрела на еду, потом на Манфреда. Какой странный человек, подумала она.

Мало говорит, но все видит. Чем-то он был похож на нее — та же грусть в глазах, та же обостренная чувствительность к чужой боли.

— Я подумал, что вы, наверно, голодны.

Ариана хотела произнести слова благодарности, но вместо этого просто кивнула и взяла сверток. Пусть этот человек с ней добр, но она все равно не должна забывать, кто он и чем занимается. Он фашистский офицер, сопровождает ее в Грюневальд, откуда она должна забрать свои личные вещи. Что такое «личные вещи»? Что взять, что оставить? И что будет с домом, когда война закончится? Получит ли она его обратно? Впрочем, какое это теперь имеет значение? Отца нет, Герхарда тоже нет, все утратило смысл. Отрывочные мысли, бессвязные образы мелькали у нее в голове Ариане очень хотелось съесть сардельки сразу, до последнего кусочка, но она знала, что делать этого нельзя, и откусила совсем чуть-чуть. После того как ее целый месяц держали впроголодь и кормили всякими отбросами, следовало соблюдать крайнюю осторожность с мясной пищей.

— Ваш дом возле Грюневальдского озера?

Ариана кивнула. По правде говоря, вообще удивительно, что ей разрешают заехать домой. Очевидно, ее уже не считают арестованной.

Ужаснее всего была мысль, что родной дом теперь принадлежит нацистам. Произведения искусства, столовое серебро, драгоценности, меха — все это теперь достанется любовницам генерала. Автомобили, разумеется, тоже реквизируют. Банковские счета Вальмара фон Готхарда наверняка уже конфискованы. Нацисты могут быть довольны — им достался неплохой барыш. А что касается самой Арианы — для них она просто лишняя пара рабочих рук. Если «конечно», кто-нибудь не польстится на ее прелести… Ариана прекрасно понимала, чего можно ожидать от нацистов. Но она скорее умрет, чем станет наложницей какого-нибудь фашиста.