Он приехал в Денвер всего на неделю, собрав «до кучи» все имевшиеся в этом регионе дела. Можно было, конечно, решить все и из Нью-Йорка, или кого-то послать, но Ник подумал, что это хорошая возможность наконец встретиться и поговорить с Нэнси. Может быть, даже поужинать вместе...
А потом они встретились — и все пошло не так, как было задумано.
Он и не предполагал, что эта женщина — холодная и чужая, надменная и отстранившаяся от него; женщина, в которой не осталось ничего от прежней Нэнси; женщина, которая хотела только одного — с приветливо-официальной улыбкой побыстрее развязаться с ним и идти дальше, — что она так подействует на него. Что кровь будет пульсировать в висках, сердце колотиться, и лишь усилием воли, сжав кулаки, он сможет продолжать спокойно говорить.
Вечером, явившись к ней, Ник сам толком не знал еще, что скажет, — отчужденнность Нэнси и ее нежелание иметь с ним дело были настолько очевидны, что, казалось, их можно взять в руки и потрогать. Идея с контрактом стала чистейшей воды импровизацией — весьма кстати вспомнилась вдруг увязавшаяся за ним настырная дурешка Стефи.
Что ж — дело сделано, они снова вместе. Теперь оставалось только понять — что с этим делать дальше...
Она проснулась, и в первое мгновение, все еще витая на границе сна и яви, не поняла, откуда пришли разбудившие ее слова:
— Просыпайся, котенок! Вставать пора!
Потом открыла глаза — и вспомнила, где она и что с ней...
Ник лежал рядом — взлохмаченный, с пробивающейся щетиной, веселыми, совсем не сонными глазами — и такой неправдоподобно красивый, что Нэнси захотелось дотронуться до него, чтобы убедиться, что он настоящий.
Впрочем, дотрагиваться не было нужды — он и так находился достаточно близко. Его руки обхватывали ее теплым кольцом, под щекой было мускулистое плечо, а ее рубашка задралась куда-то наверх, так что ноги их тоже переплелись самым тесным образом. Под зарывшейся в мягкие волосы на его груди ладонью часто билось сердце, и в том же ритме пульсировало нечто твердое и горячее, вплотную прижавшееся к ее бедру.
— Вставать пора! — повторил он, увидев, что она открыла глаза. — С добрым утром! — легонько поцеловал в щеку и потерся о нее губами.
Тело Нэнси, разнеженное со сна, отреагировало на этот поцелуй самым адекватным образом — пробежавшей по нему теплой волной. Уловив невольно вырвавшийся у Нэнси легкий вздох, Ник придвинулся еще ближе, губы его дотянулись до ее уха и захватили мочку, лаская и щекоча ее теплым дыханием.
— Котенок...
И в это мгновение тренированный слух Нэнси уловил звук — тихое, еле слышное поскуливание. Она мгновенно выскользнула из обхвативших ее рук. Лежавшая у выхода Дарра тоже вскочила как на пружинках и, повернувшись мордой к двери, застыла в позе ожидания.
Открыв дверь, Нэнси проследила глазами, как собака рысью понеслась на кухню. Постояла немного, пытаясь справиться с бешено бьющимся сердцем, и, только почувствовав себя более-менее спокойно, уверенно обернулась.
Ник лежал на боку, подперев голову рукой, и, встретив ее взгляд, вопросительно приподнял бровь.
— Ты чего? — усмехнулся он. — Подскочила так?
— Собака очень пить хотела. Я забыла дверь открыть.
Он кивнул и похлопал рукой по кровати.
— Сядь ко мне.
— Вставать пора.
— Сядь. На минутку. Пожалуйста.
На губах у него по-прежнему играла улыбка, но в тоне Нэнси почувствовала тот новый, появившийся за время их разлуки оттенок властности, которому нелегко было противиться.
Что ж — он тут хозяин...
Она подошла, присела на край кровати — и, стоило Нику шевельнуться, напряглась, понимая, что должно последовать теперь. Но вместо того, чтобы обнять, он взял ее за руку и, глядя в глаза, сказал, уже без улыбки:
— Силой ничего не будет, Нэнси. — Поднес ее руку к губам, поцеловал ладонь. — Никогда и ничего, запомни.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом Ник медленно, словно давая Нэнси время вырваться или возразить, потянулся к ней. Но она не пыталась сопротивляться — сидела неподвижно и, когда его лицо оказалось так близко, что заслонило все вокруг, закрыла глаза.
Его губы были теплыми-теплыми, нежными и очень подвижными. Сначала они лишь слегка дотронулись до ее губ, согревая их легкими прикосновениями, и лишь затем, почувствовав слабый отклик, приникли сильнее.
Вся настороженность, обида и враждебность, терзавшие душу Нэнси, на этот короткий миг исчезли. Осталось лишь одно: желание, чтобы он целовал ее — целовал и не останавливался. Но в этот момент Ник отодвинулся и сказал чуть охрипшим голосом:
— Действительно, вставать пора. — Усмехнулся и добавил уже спокойно: — Я до последнего долежал, хотел дать тебе подольше поспать, а теперь вот... некогда.
Нэнси резко выпрямилась.
У нее было ощущение, что он видит ее насквозь, — и жар, охвативший ее тело, и предательски выступивший на лице румянец — видит и смеется над ней. Захотелось треснуть его чем попало — хоть подушкой, чтобы стереть с губ эту издевательскую усмешку, но она молча подошла к шкафу, вытащила «собачьи» джинсы и свитер и, не оборачиваясь, сказала: