Кольцо

Шагов он не услышал. Просто бесшумно приоткры­лась дверь, и Нэнси появилась на пороге. Сделала несколь­ко шагов и молча остановилась.

Выглядела она жутко: заплывшее, распухшее от слез лицо с покрасневшими глазами-щелочками, отчетливо различимый синяк на левой скуле и болезненно сморщен­ный лоб. Туго подпоясанный халат с нелепо завернувшим­ся воротником... похоже, она этого даже не заметила.

Только сейчас Ник понял, почему не слышал ее ша­гов — она была босиком.

— Ты чего без тапок? Простудишься! — вырвалась у него, пожалуй, не лучшая фраза для начала разговора.

— Вы над этими тапками смеетесь. И ты... и Бен тоже ухмыляется. Я не люблю, когда надо мной смеются. — Го­лос Нэнси прозвучал хрипловато, тускло и безразлично.

Ничего он не смеялся! Ну, может, действительно улы­бался порой... уж очень эти тапки, с ушками и пуговичными глазками, забавно выглядели! Впрочем, сейчас было неподходящее время для споров.

— Я тебя разбудил?

— Нет, я не спала.

— Голова болит?

— Да... Глаза болят, а голова будто вообще не своя.

В лицо ему она не смотрела — куда-то мимо.

— Сядь ко мне! Не стой на холодном полу, — спохва­тился Ник.

Молча, без возражений, Нэнси подошла и села — лишь напряглась, когда он потянулся, чтобы взять ее за руку. Лучше бы она отказалась... вспылила, с самого начала за­явила: «Не приду!», или пришла бы и с порога наговори­ла ему резкостей. Все лучше, чем эта безразличная угрю­мая покорность...

Даже рука была какая-то неживая и безразличная. Не холодная, не теплая, не пытающаяся отодвинуться — просто... рука. Ник подержался за нее — Нэнси по-прежнему смотрела в сторону:

— Ляг ко мне... пожалуйста.

До сих пор об этом не приходилось просить — все, что Нэнси давала ему, она давала сама — и, если бы она сейчас отказалась, он, наверное, не посмел бы попросить снова.

Но она не отказалась — спросила только:

— Мне раздеться?

— Как хочешь...

Она сняла халат — под ним оказалась ночная рубашка. Не та, розовая, с соблазнительными кружавчиками, в ко­торой Нэнси приходила в первую ночь, а простая, фла­нелевая. Ник и не знал, что у нее есть такая...

Не снимая рубашки, она легла рядом — не прильнула, просто легла на спину. Ник ухватился за поручень и повернулся на бок, чтобы быть к ней лицом, рука его, ища опору, скользнула случайно по ее груди.

— Не надо этого! — отчаянно вскрикнула Нэнси. — По­жалуйста, ну не надо!

В голосе Нэнси звучали слезы, она взглянула на него воспаленными, лихорадочными, полными боли глазами. Потом вздохнула и снова покорно вытянулась рядом, за­крыв глаза.

— Не буду, не буду! — испугался Ник — Ты только послу­шай меня... — Осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее виска. — Я сегодня сказал... ну, то, что не должен был говорить. Ты... прости меня за это. Я тебе когда-то говорил, да ты и сама видела — у меня ужасный характер, я часто на людей не по делу кидаюсь... просто от нервов. Я постараюсь этого больше не делать — но... если снова что-то не то будет, ты постарайся это просто пропустить мимо ушей. И помни только то, что я скажу тебе сейчас: ближе, чем ты, у меня никого нет. Ты только это помни, а все остальное забудь...

Нэнси смотрела на него не отрываясь, больше не от­гораживаясь безразличием — смотрела, будто ожидала еще чего-то. Но что еще можно было сказать?

Он повторил:

— Прости... — и замолк, глядя на нее.

За что он просил сейчас прощения? За свою сегодняш­нюю выходку — или за то, что он вообще... такой? Этого Ник не знал и сам...

Прошло несколько секунд молчания, и он физически почувствовал, что, не сделав ни одного движения, Нэнси снова отгородилась от него. Глаза медленно прикрылись, как шторка, заслоняющая от него ее душу, и она слегка кивнула.

— Давай спать... — Осторожно, помня болезненное «не надо!», Ник погладил ее по щеке, по плечу. — Завтра про­снемся — и будет новый день... и все будет хорошо.

Нэнси пожала плечами и снова чуть заметно кивнула. Отвернулась, легла на бок и больше не шевелилась — но, когда Ник прижался к ее спине и обнял сверху, не стала отстраняться, только вздохнула.

— Я думал, что сшиб тебя машиной, — сказал он ей в затылок. — И страшно испугался...

— Я тоже... И телефон потеряла — он где-то там в снегу остался.

— Это ничего...

Болели глаза и все вокруг — словно на них положили горячую повязку и она невыносимо пекла и давила. Хотелось встать и промыть их холодной водой, но Нэнси зна­ла, что это не поможет. На самом деле ничего не помо­жет — так бывало всегда, когда она долго плакала.

Она чувствовала себя такой разбитой, что должна была вроде бы сразу заснуть — но сон не шел. Вместо это­го к глазам то и дело снова подкатывали близкие слезы, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не всхлипнуть.

Ник заснул почти сразу — она почувствовала, как все его тело расслабилось и дыхание стало ровным и глубоким. И от звука этого привычного дыхания на душе ста­новилось еще горше и еще сильнее хотелось плакать.