Колосок с Куликова поля

«А как же там Маша с ребятами?» — слабо подумал он, хотел приподняться, бежать к ним — и не мог. Все тело его так прилипло к земле, будто по нему проехал трактор. И все-таки Васька поднялся: сквозь шум ливня ему послышался далекий захлебывающийся голос, который звал его по имени, звал на помощь. Скользя по размокшей земле, то и дело падая, он побежал на этот голос. Охапку осоки, оставшуюся от копны, он так и держал в руках.

Увидев Машу и мальчишек живыми и невредимыми, Васька так обрадовался, будто не видел их сто лет. И неожиданно разревелся — откровенно, не стесняясь малышей.

— Я к ва… к ва… к вам пришел, — еле выговорил он.

— Ты где был, дура-ак? — набросилась на него Маша. — Мы думали, тебя в ом… в омут утащило…

Девочка тоже не могла уже сдерживать слезы.

Ваське вдруг захотелось сделать для товарищей что-нибудь хорошее-хорошее, и он принялся укрывать их остатками осоки. И длинные гибкие хворостины, как показалось ему, стали хлестать его все реже и реже.

Вместе пережидать дождь было веселее. А он становился все тише. Похожая на черного медведя туча уплывала дальше по небу, и у старой мельницы постепенно посветлело. Только речка сделалась совсем мутной и глухо плескалась в берега.

Когда гроза утихла, мокрые и взъерошенные дети, не сговариваясь, заспешили домой. Впереди шел Васька, за ним Санька и Ванька, а сзади Маша за руку вела Алешку.

— Эх, раков я вам не наловил, — обернувшись, виновато сказал Васька.

— Господи, хоть сам живой остался! — жалостливо улыбнулась Маша. — Горе ты луковое…

Солнце снова уже припекало макушки, от одежды валил пар, и к Большим Ключам ребята подошли умытыми и почти сухими.

ОВСЯНЫЕ ДЕТИ

Как разворчится
Старый гром,
Как хлопнет
Молнией-кнутом,
И поплывут
Издалека
К нему, как гуси,
Облака.

Спешат по небу
Во весь дух,
Чтоб не сердился
Гром-пастух!

Гусей в Больших Ключах держат почти в каждом доме. Весной, когда появляются гусята, старые гуси далеко от домов не уходят, пасутся возле сараев, на зеленых лужайках, или плавают с малышами в неглубоком деревенском пруду. Ближе к сентябрю, когда убирают хлеб, им тоже простор — иди на все четыре стороны и везде найдешь и оброненные колоски, и зерна. Целыми днями бродят гуси по окрестным полям и проселочным дорогам, а в деревню возвращаются только к вечеру, с туго набитыми зобами, и белыми ручейками стекаются в пруд. И потом до самой ночи не смолкает там гогот и хлопанье крыльев.

Летом же, когда гусята начинают подрастать и желтый пушок на них постепенно превращается в белые жестковатые перья, хлопот с ними хоть отбавляй. Гуси так и норовят ворваться в огород, или на овсяное поле, или в начинающую наливаться рожь. В это время их приходится пасти в овраге за деревней. Трава там густая, сочная, по дну оврага бежит, прячась в осоке, ручей.

Пасут гусей по очереди. У бабушки Фроси в этом году гусят вывелось много, и пасти ей приходится два дня подряд.

— Тебе что, — говорили ей соседки, — у тебя двое внучат живут, легко отпасете.

— И еще Узнай будет пасти, — сказала Маша, почесывая за ухом добродушного лохматого пса.

— Ну вот, значит, всего вас — четверо, — улыбнулись соседки.

— Ничего, отпасем, — соглашалась бабушка. — Лишь бы мои помощники не заленились. А то вот Сережа залился с самого утра с удочками и до сих пор его нет.

— Не заленимся, бабушка, — успокоила ее Маша. — Что нам, не все равно, где играть?

— То-то и оно-то… — сказала бабушка. — Заиграетесь и про гусей забудете.

«Встану завтра раньше Сережки и даже раньше бабушки», — решила Маша, укладываясь вечером спать. Но она долго не могла заснуть, в темноте ей все мерещились гуси и огненно-рыжая кочка на берегу ручья — это притаилась, спрятав мордочку под пушистый хвост, хитрая злодейка-лиса… Маша открывала глаза, и гуси с лисой пропадали — лишь мерцали в синем окне далекие звездочки. Потом Маша долго не открывала глаза, а когда снова чуть разлепила их, то увидела огненно-рыжую пушистую кочку прямо в избе на подоконнике. Она становилась все больше и больше, тонкие ворсинки ее стали похожими на солнечные лучи, и в избе заметно посветлело. «Да ведь это солнышко всходит, — догадалась Маша. — Утро уже!» Она покосилась на диван — бабушка спала, укрывшись одеялом с головой.

Маша быстро оделась и на цыпочках пробралась к двери: решила сначала разбудить Сережку, который спал в сене на чердаке. Выглянула в сенцы, а там… бабушка стоит, молоко процеживает — только что корову подоила. Маша даже рот раскрыла от неожиданности. Кто же тогда спит на диване? А бабушка смеется:

— Да никого там нет… Сережка старую фуфайку под одеяло сунул, чтоб над тобой подшутить.

— А он встал?

— Встал уже, за водой на колодец пошел. Сейчас умоетесь, молочка парного попьете, и гусей погоним. Обувай резиновые сапоги, а то роса нынче сильная, ноги остудишь.