Колосок с Куликова поля

— Ну, погоди, — сказала старуха, — я с тобой разделаюсь.

Она оделась, вышла на улицу и нашла на дороге большой серый камень с острыми краями. Роза хотела убить зорянку. Но люди в соседней квартире в это время погасили свет, зорянка поняла, что ошиблась, приняв его за рассвет, и юркнула в густую листву клена. А старуха спрятала камень за пазуху.

— Как только эта орушка сядет на подоконник, я ее убью, — решила она.

Проходил день за днем, а зорянка все не садилась на подоконник. Пришла осень, и птичка улетела на юг. А потом наступила зима. Всю зиму старуха не вынимала из-за пазухи камень. Наконец, пришла весна, и на ее подоконнике снова запела зорянка. Хотела Роза подняться и убить ее камнем, но он так крепко прижал ее к постели, что она даже не смогла пошевелиться. Так злая старуха и умерла.

— Она убила себя сама, потому что носила камень за пазухой, — сказали люди.

— Так ей и надо! — обрадовалась Маша. Потом она притихла, долго смотрела в окно и, наконец, добавила:

— Но это была не наша бабушка Роза, а так, сказочная…

— Конечно, — поддержал я ее.

— А наша бабушка Роза просто старенькая. А старые все ворчат, ведь они очень устали за свою жизнь, и им нужен покой.

НОВОСЕЛЬЕ НА НОВОЙ УЛИЦЕ

Я в лес товарища зову,

А он все тянет к речке.
И полетели в синеву
Обидные словечки!
Надулись, словно индюки:
Уже враги до гроба!
Стоим, сшибаем лопухи,
Насвистываем оба.
А летний день горяч, красив,
И пахнет спелой рожью,

И получается мотив
У нас один и тот же!
Он улыбнулся, я — в ответ,
И засмеялись оба,
И никакой размолвки нет,
Ведь мы друзья до гроба.

Вторую неделю живем мы в новом микрорайоне на краю города. Все у нас новое — и крупнопанельный дом, и чистый, промытый недавним дождем асфальт, и молодые липки с влажными ветками, и клумбы с цветами. Да и улица наша так и называется — Новая.

И только воробьи, кажется, все те же, старые — серенькие и веселые. Какой гам и трезвон они поднимают по утрам! Не меньше воробьев шумят ребятишки. Детей во дворе так много, что можно подумать, будто в нашем доме находится детский сад.

У моей Маши уже появились новые друзья и новые хлопоты. Ребята подобрали выброшенный кем-то картонный ящик — упаковку от телевизора — прорезали в нем окошки и дверь.

— Хороший дом получился! — похвалил я. — А кто же в нем будет жить — куклы?

— Нет, не куклы. Черноушка в нем будет жить, вот он, — и мальчуган в берете показал мне на серого взъерошенного котенка с черными ушками, который сидел в уголке и старательно обгладывал рыбий хвост.

— И Мурка из нашего подъезда.

— И Барсик… — затараторили девочки.

— Кормить мы их кормим, — доверительно поделилась со мной Маша, — а вот спать им негде, ночью ведь холодно на улице, правда, папа?

«Чепуха какая-то… — сердито думал я, поднимаясь к себе на четвертый этаж. — Дом только что заселили, а уж в подъездах полно бездомных кошек. Тощие, голодные, с горящими настороженными глазами… Еще детей оцарапают или заразу какую разнесут. И откуда они берутся?»

Загадку эту мне помогла разгадать соседка, словоохотливая старушка. Оказывается, с давних времен существует такой обычай. Когда жильцы въезжают в новый дом, они сначала пускают кошку, а потом уже сами переступают порог. Иначе, как гласит поверье, не будет им счастья в новом доме. Обычай этот сохранился до наших дней, но в каком уродливом виде! С кошками в новые квартиры въезжают многие. А через день-другой выбрасывают их за дверь: они дело свое сделали, теперь пусть катятся на все четыре стороны. Вот и бродят бездомные кошки по подъездам.

И зверье, как братьев наших меньших,

Никогда не бил по голове… —

вспомнились мне слова поэта. И стало грустно. Признаться, кошки меня никогда не интересовали. Вот, скажем, лошадь — другое дело. Но я все-таки выбежал в подъезд и крикнул Маше:

— Знаешь что? Давай возьмем Черноушку к себе, пусть у нас дома живет!

— А мама не будет ругаться? — радостно и настороженно спросила Маша.

— Пусть ругается, — легкомысленно ответил я. — Нас все-таки двое, выстоим как-нибудь.

— Не двое, а трое, — поправила меня Маша и погладила Черноушку, который уже сидел у нее на руках и тихо, благодарно мурлыкал.

На следующее утро, собираясь в детский сад, Маша наказывала котенку:

— Не шали здесь без меня, будь умником. И никого не бойся — ни Бабы-Яги, ни фашистов.

И уже на улице спросила меня:

— Папа, скажи, а Баба-Яга — фашистка?

— Самая настоящая, — серьезно ответил я.

Вот и мальчишки наши говорят, что фашистка. Ты знаешь, как от нее спасаться надо?

— Как?