Колонна

Кстати, об эвакуаторщиках. В прошлом году ездил я домой в отпуск, так там задолбали всех эти хапуги! В нашем областном центре какой-то начальственный персонаж весь центр увешал знаками с четными и нечетными днями парковки. Скажем, правая сторона улицы – парковка по четным дням, левая – по нечетным. А машин в городе развелось как мух на навозной куче в летнюю пору. Куда ни сунься, везде разрешенная сторона забита до предела. Чуть станешь на запретную по этому дню, тут же, прямо как из-под земли, выныривают эвакуаторщики. С ними еще и гаишники. На пару они, что ли, работают?! Машину – оп! – и увезли.

Я как-то раз еле успел. Мою «Гранту» уже поднимать начали. Всего-то на пару минут замешкался в магазине. Вижу, дело дрянь. Поднял я не слабый хай, орал на всю улицу. Эти ребята подумали и уступили, хоть и скрежеща зубами.

Все, перехожу на пешее передвижение. По широкому песчаному пустырю иду к крайним домам. Людей не видно, кое-где лают собаки. Выхожу на сельскую улицу. По ней ходят несколько ишаков, хавают какие-то колючки. Дальше на ковре, расстеленном в тени чинары, сидят трое старцев в белых чалмах и стеганых халатах. Пьют чай, что-то неспешно обсуждают.

Подхожу к ним, как полагается по местному этикету, кланяюсь, приветствую:

– Салам алейкум, достопочтенные!

Они отвечают на приветствие, интересуются, из каких краев я тут нарисовался.

– На местного ты не похож, хотя на нашем языке говоришь совсем как мы. Ты кого-то здесь ищешь? – заявляет один из них.

Я соглашаюсь, мол, и в самом деле не местный, но нахально вру, говорю, что поляк. Зовут меня Лех Ковальский. Если эти аксакалы – сторонники СИВ, то уж к полякам-то, хотелось бы надеяться, у них претензий нет. Дескать, я коммерсант, и мне нужен один из здешних лавочников, а именно Гасан Иззуддин. У меня с ним одно время были торговые дела, но из-за войны все оборвалось. Теперь вот я опять хочу наладить поставки в его лавку бытовой химии и скобяных изделий. Но он на звонки не отвечает, а у него дома и в лавке я ни разу не был. Поэтому приходится искать.

Старцы с подозрением смотрят на меня, как видно, пытаются определить, не наврал ли я им, не пришел ли с какими-то иными намерениями. Но, судя по всему, они все же верят моей легенде и соглашаются помочь. Самый седой и длиннобородый указывает рукой вдоль улицы и поясняет, что мне надо пройти два перекрестка, на третьем свернуть вправо. Через сто шагов слева я увижу лавку Гасана.

Я снова кланяюсь, благодарю стариков, прощаюсь с ними и со смиренным видом шествую по улице, чувствуя спиной их взгляды. Они смотрят мне вслед то ли из любопытства, то ли потому, что до конца так и не поверили сказанному мною. Ощущение не очень приятное, но я продолжаю ломать комедию на тему: я смирный, добрый, совершенно безобидный.

Ближе к центру селения становится несколько оживленнее. Здесь кое-где бегают стайки ребятишек, что-то кричат, степенно идут старики, опираясь на посохи, изредка встречаются женщины, от макушки до пят закутанные во все черное.

Я иду, перебирая четки, очень кстати захваченные с собой, отсчитываю перекрестки. Вот остался позади первый, а за ним и второй. На третьем мне надо свернуть вправо. Я так и делаю. Теперь мне нужно пройти сотню шагов.

Я иду и думаю о том, что с того времени, когда было заключено перемирие, тут кое-что переменилось, причем не в лучшую сторону. Если в те дни, когда шли переговоры со старейшинами, народу на улицах было валом, то теперь едва ли не все сидят по домам, как будто чего-то боятся. Очень даже возможно, что местная группировка заключила соглашение с правительством, но осталась по своей сути насквозь исламистской, всецело преданной СИВу. Она всего лишь ждет приказа своих хозяев, потом мигом сбросит маску миролюбия и ударит правительству в спину. Такое, кстати, в этой стране уже не раз бывало.

А вот и лавка Гасана. На ее стене вывеска с арабской вязью. Читаю: «Товары для всех и каждого». Ну, это и понятно. Как и многие аскеростанские торговцы, Гасан сбывает все, что покупается населением – от мыла и гвоздей до галет, говяжьей тушенки, тканей, аспирина, средств от мышей и тараканов.

Я намереваюсь зайти в лавку, но в этот момент замечаю нечто довольно странное. Помещение слишком уж спешно покидают трое покупателей, один из них – чуть ли не бегом. Подозрительный момент!

Ого! А вот выходит и сам Гасан. Руки заложены за спину, лицо разбито в кровь. Торговец растерянно доказывает двум нукерам, вооруженным автоматами, что он честный, добропорядочный мусульманин, свято соблюдает все заповеди Пророка и никак не связан с правительством.