Колонисты Пандоры

– 12 целых 304401-миллионных процента. С учётом полного заполнения трюмов корабля капсулами, это больше трёх миллионов человек. И речь только об одном корабле из почти ста сорока восьми, вывозивших людей с погибающей Земли. Так что можешь сам подсчитать, сколько землян осталось на орбите планеты. Но и это ещё не всё! Уже по прибытии, прямо перед высадкой на Пандору, начался второй этап выбраковки.

– Это как, прямо здесь?

– Именно так. Я сейчас продиктую координаты сброса, а ты набери их на панели управления и навсегда запомни, – приказал дед.

После этого старик начал произносить вслух длинную цепочку цифр, букв и символов, а я стал вбивать их в командную строку системы наблюдения. Когда процесс завершился, око информационного поля побежало по орбите красной луны. Вырвавшись далеко за её пределы, оно остановилось, взяв в фокус крохотное скопление мелких обломков.

Затем изображение приблизилось, и я понял, что все эти тысячи крохотных кусочков – навечно замороженные мёртвые люди. У большинства из них раскрыты рты в немом крике ужаса. И их там десятки тысяч.

– Это те, кто не прошёл повторную отбраковку, прямо перед высадкой. У кого-то не прижилась новая ДНК, у других сломался имплант, у третьих отключились капсулы после нападения на корабль.

– Прилететь за тысячи парсеков и умереть за полмиллиона километров до цели? – я всё не мог поверить в услышанное.

– Да, Ярик. И они всё равно счастливчики. Ведь больше половины населения Земли просто сгорела заживо, после падения астероидного роя, – старик тяжко вздохнул и опрокинул очередной стакан.

– Дед, давно хотел спросить. А где все остальные колонисты? Ведь цифры не сходятся. На планету в первой партии высадились шесть миллионов человек. Во время освоения диких территорий и большой резни погибло больше двух третей из-за голода. Потом случилась война между городами и изгнание бородатых. А где же остальные? Ведь там должно остаться больше двадцати миллионов человек. Их что перегрузили и отвезли куда-то ещё?

– Нет, внучок. Все остальные лежат в трюмах корабля, висящего на орбите, и дожидаются своего часа.

– А они его дождутся? – спросил я, перестав дышать.

– Надеюсь. Если реакторы посудины не сдохнут, то кто-то из наших братьев сможет ступить на Пандору.

Глава 3. Каторга

Воспроизводимая имплантом запись прервалась, а искусственный паразит ушёл на перезагрузку. Сразу же появилась резкая боль в затылке, заставившая меня дёрнуться и застонать.

А потом появились воспоминания.

Дед! Вот суки! Они его убили!

Вместе с болью, пришли остальные чувства. Я сижу на жестокой поверхности, и она периодически брыкается и трясётся. Будто пытаясь вытряхнуть наружу небогатое содержимое моего желудка. Низкий звук вибрирующих электродвигателей шёл в комплекте с тряской и рывками. Это позволило определить, что я нахожусь в двигающемся транспорте.

Тело приняло сидячее положение явно не по своей воле. Голова была прикреплена к вибрирующей стенке. Жадно втянув воздух, я уловил запахи мочи и пота, перемешанные с ароматами машинного масла и застарелого гниения. Всё это будто специально собрали в отвратный букет, вызывающий рвотные позывы.

На зубах ощущался привкус крови. Попробовав открыть глаза, я смог разлепить только правый. И только в этот миг вспомнил, что мою грудь пробил заряд плазмы.

– Братва, а наш дикарь очнулся, – изрёк некто сидевший напротив.

Сфокусировав взгляд, различаю в полутьме, подсвеченной красным светом, небритого парня. Невысокий, на вид лет двадцать. На голове короткий ёжик. Под одним глазом фингал, а под другим вытатуированная цифра «13». Что символизирует его принадлежность к одной из номерных группировок, базирующихся в рабочих пригородах Новгорода. Наиболее неадекватные из этой публики подобным образом выпячивали свою принадлежность к этому сообществу. Одет попутчик в оранжевый комбинезон и ботинки с рифлёной подошвой.

Оскалившись, парень показал, что у него рассечена верхняя губа, почему-то неправильно сросшаяся.

– Щербатый, как этот дикий выглядит? Молодой или старая дохлятина? – раздался грубый голос с другой стороны бокса.

– Обезьян, да хер его знает. Мышцы вроде есть, так что киркой махать сможет. А насчёт рожи, так по ней, походу, сапоги дружинников прошлись. В остальном всё как обычно у фронтирных. Волосы стрижены коротко, степной загар и взгляд провинциального недоумка.

Дав краткое описание, городской ещё раз меня осмотрел и едва слышно зашептал:

– Слышь, деревня. У тебя чё-нить с собой есть? Ну, там пыльца или гуляй – грибы? Знаю, что ваши хорошую дурь у работяг на железки всякие обменивают.

– Я тебе не нарик, чтоб с собой всякое дерьмо таскать, – ответил я и сплюнул скопившуюся сукровицу на пол.

– Да по тебе видно, что пыльцы ни разу не жрал. Зубы сука, слишком белые, – Щербатый недовольно скривился, – А может, чё ещё есть? Если сейчас мне отдашь, то я в лагере добазарюсь и тебя никто не тронет.

Услышав про лагерь, стало понятно, куда мы едем.