Колония нескучного режима

После окончания процедуры Штерингас подвёл Хоффмана к Присцилле и Патриции и представил. Тот пожал обеим руки и произнёс свои скорбные, теплые, благодарственные слова.

— Приходите к нам на обед, вместе с Севой, — пригласила его Триш, — в воскресенье.

— Ждём вас, Роберт, — добавила Прис и глянула на Севу. — Не забудешь взять своего друга?

— Конечно, конечно… — пробормотал Севка и подумал, как-то странно всё получилось… И откуда же этот Боб узнал, что он, Штерингас, вообще знаком с сёстрами Харпер? Видел, как они обнялись и поцеловались ещё до церемонии? Может, оно, конечно, и так… Но всё же странно…

В четверг, на другой день, до обеда, в плане стоял доклад доктора Штерингаса из Института общей генетики Академии наук СССР, Москва. Но в итоге всё получилось не по плану, график дня существенно разъехался, потому что имело место чепэ. Про обед участники конференции просто забыли, поскольку вопросы, посыпавшиеся из зала, после того как доктор Штерингас закончил свой доклад и получил одиннадцать минут непрерывных аплодисментов, были нескончаемы и разносторонни. В результате доклады, назначенные на четверг, так же как и обеденное время, сместились на два с половиной часа. Однако никто об этом не пожалел. Все хотели обсуждать услышанное ещё и ещё. Спиркин сидел тихо, опасаясь, что, как представитель того же русского института, ненароком будет вовлечён в дискуссию и придётся невольно обанкротить свой высокий ранг. Но его не трогали, как будто его не было совсем. Такое положение дел Севкиного шефа вполне устраивало, и он сиял, ощущая себя частью хорошо приготовленного сюрприза. Уже потом, по возвращении домой, он доложит Дубинину, как они утёрли нос всем этим, в Лондоне. И заодно изложит «свою» идею о Роберте Хоффмане, из Лондонского института селекции и генетики, учёном с нужными связями, готовом к научному сотрудничеству и прохождению стажировки в лаборатории Штерингаса.

После того как страсти улеглись и возбужденные Севкиным докладом участники конференции стали постепенно утекать в сторону позднего обеда, к Штерингасу подошёл Кристиан Шилклопер, чтобы лично пожать Севке руку. Сказал, давно не наблюдал такой отточенной системы доказательств и оригинального подхода к теме. Пошутил, что улетит теперь окрылённый, потому что мир отныне благодаря русским не останется без хлеба, и в этом его убедил лично доктор Штерингас.

В общем, четверг удался, и это понимали все, включая самого Севку. Оставшиеся три дня вокруг него роился разный научный люд. Теперь он был свой, и не было в этом ни у кого ни малейшего сомнения. Просили передать привет академику Дубинину, интересовались планами на будущее.

— Ну что, гоголем, небось, ходишь? — добродушно, но с всё же с долей едва прикрытой зависти вопрошал Севку Спиркин. — Ничего, привыкай, придёт время, сам форумы открывать будешь, а не четвергов этих своих дожидаться.

— Мне б время выкроить по магазинам пробежать, а то Лондона, по сути, не видел. И девушке своей что-то купить бы, а? В воскресенье. Не возражаете, если оставлю вас? — именно такого уважительного разрешения в ответ на просквозившую иронию испросил он у своего руководителя, выкроив правильный момент.

Спиркин прикинул и возражать не стал. План, правда, у Севы был другой. С утра — Национальный музей, затем экскурсия по городу, а ближе к вечеру, соединясь с Бобом на Трафальгарской площади, — в гости, на обед, на Карнеби-стрит, к будущей тёще, дочери жижинского пастуха Джона-Ивана, Присцилле Иконниковой-Харпер.

Всё получилось и всё понравилось. И дом сестёр, и обед в английском духе, и единственный общий гость, Боб Хоффман, оказавшийся после нескольких глотков джина искромётно-весёлым и неожиданно остроумным собеседником. Потом был чай, тоже непривычного вкуса, двух сортов, с кардамоном и жасмином, и десерт в виде творожного мусса под вишнёвым сиропом.

В понедельник Спиркин с Севой улетели в Москву, а через три недели в иностранный отдел Академии наук пришло письмо из института, в котором трудился Боб, с предложением о сотрудничестве, «…которое в предварительном порядке господин Роберт Хоффман имел честь обсудить с господином Спиркиным…». Письмо перекинули к Дубинину с резолюций: «На ваше рассмотрение. Но только в случае несения всех расходов английской стороной».