Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой

Ещё с ночи мужики из охранной бригады, что патрулировали край деревни от леса, разнесли новость — что вернулись люди Фёдора. А уже с утра деревня загудела и эта информация передавалась из дома в дом быстрее, чем раньше по Интернету. Уже к часам к десяти в Правление ввалился сам Пётр Василич — Староста всего села вместе с отцом Паисием, настоятелем сельской церкви. Почаёвничав с дедом Макаром Степанычем, старшим по хозяйству в деревне, обсудив последние новости и деревенские нужды, начальство послало за Фёдором. Фёдор явился через полчаса, благо идти до Правления ему было совсем недалеко — всего три дома. Благословился у духовного, поздоровался за руку со Степанычем и Петром Васильичем. По летнему времени в доме Правления была суета — сновали люди, бабы, у каждого была его неотложная нужда, необходимость, всем надо было попасть к Степанычу — тем более и Староста в деревне, и батюшка — повод зайти важный. Меж тем Пётр Василич выгнал всех на крыльцо и закрыв своей грузной фигурой дверной проём пояснил селянам: «Православные, православные! Так! Сейчас все идите по делам, куда кто должен. Нам сейчас с Фёдором покой нужен, потолковать спокойно. Что кому от меня надоть — на то приёмное время на селе есть. И батюшку не атакуйте, словно ненаши. Так что, давайте, родные, по работам все. Что надоть узнать вам всем будет — то лесные и за столом расскажут!» — и затворил дверь на затвор изнутри.

Фёдор, размяв пальцами сигарету, чиркнул, прикурил и присел к открытому окну, на древний кожаный диван, который стоял в доме Правления ещё со времён СССР, а то и раньше — кто его знает? — он тут был всегда. Примостился подальше от батюшки, который на дух не переносил ни дым, ни даже запах курева, и как мог — боролся с этой богомерзкой страстью, весьма и весьма распространившейся среди селян. А чё не курить то? Здоровью-то теперь, ничего оказывается и не вредит — это раньше врачи стращали, ну а теперь-то — Слава Богу. А батюшка-то, Отец Паисий, подходил к вопросу с другой стороны — может здоровью-то и не вредит, а вот душе? Вот о чём стоит подумать! А курево — это ведь что? Страсть, грех. И потому, каждый отягощённый сим греховным навыком, страстью, не отлагая, должен каяться Господу, и не медля прекратить губить душу поганым бесовским зельем. Вот как-то так благочинный и пытался влиять на селян если и не на каждой проповеди — то уж через одну — точно. Фёдор знал, конечно, о непримиримости батюшки в этом вопросе, потому, закурив, сразу и покаялся: «Грешен, батюшка, как встал сегодня — не курил ещё.» Отец Паисий махнул на Фёдора рукой — мол, кури, закоренелый; но и другое тоже понимал старик — в работе Фёдора — лесном деле — всё важно, и привычка более чем важна. Пусть и худая, пусть. Когда само всё дело у лесных людей зиждется на привычках, а привычки сформировали устоявшийся порядок, дисциплину — а без неё, этой дисциплины в группе, за границу, патрулируемую селянами — не ходи! Срок неорганизованного, недисциплинированного пассажира в лесу, а паче того — пребывающего там в одиночестве, даже не часами измеряется — минутами. Лес теперь, в эти времена, меняется так быстро, что любой накопленный до этого опыт, становится практически бесполезен уже через несколько дней. Всё время являет себя новая нежить. Воздушные власти — попросту бесы, или ненаши — являют разуму такие галлюцинации, что дрожь берёт. Особо упорно сей род держит брань против духовных и крепко верующих селян — впрочем, как и всегда, но теперь уже с поправкой на то, что отрицать существование поименованных сущностей, уже не приходится.