Колокол

…это не то, чего ты достоин, – продолжал он читать. – У тебя великое будущее, сынок; ты загубишь и себя, и всех, кто рядом. Ты очернишь репутацию научного совета университета, мою, в конце концов. Хотя с моей можешь делать всё, что угодно, мне она уже ни к чему. Забавно, правда, Андре? Всю жизнь создавать себе имя, чтобы под конец забыть, как тебя зовут… Я забываю многое, Андре, и вспоминаю ненужное мне. Я вспомнил, например, сколько раз вчера почистил зубы – двенадцать раз, Андре, двенадцать. Но они не знают об этом; здесь лечат от всего, даже от того, чего нет. Лекарства, которые мне дают, слабо действуют, но это и хорошо, я не хочу потерять последний рассудок. Кто же тогда вразумит тебя, Андре? Богом прошу (зачеркнуто) науки ради, забудь об этой затее. Твоя разработка гениальна, ты сделал так много, неужели ты рискнёшь всем? Нужно подождать год или два, может быть, пять лет, всё изменится, а если не всё, так многое. Может, сменится состав комиссии… Конечно, такое редко когда случалось, даже на моём веку. Если кто и менялся в правлении, то только по причине смерти кого-то. Но не надо отчаиваться, Андре, – время, и ещё раз время. Оно всё расставит по местам. То, что ты решил работать в одиночку, – немыслимо. Без научного сообщества мы никто. Что будет, когда все узнают, – и как ты собираешься объявить об этом всем? Даже об успехе (о провале я и думать боюсь), как ты объявишь об успехе своих испытаний? Выйдешь на трибуну с отчётом и скажешь: так, мол, и так, позвольте представить мой незаконный эксперимент… А что дальше? Тюрьма, исключение из научного сообщества? Ты пишешь мне об учёных, поступивших точно так же, но рисковали они только собой или своими детьми. Химический состав твоего препарата не имеет аналогов в мире, я читал о нём, я восхищён, только ты мог дойти до такого, моя вера в тебя всегда была велика. Но, Андре, милый Андре, риски слишком огромны, а шансы малы. Никто не рискнёт, никто не позволит…

Доктор Бёрк не дочитал до конца. Вместо слов поддержки, которых так ждал, он получил лишь упреки. Никто не хотел рисковать, думал Бёрк. Все держались за свои кресла потными бюрократическими ручонками, все повторяли одни и те же слова: «Практическое исследование препарата не признаётся возможным, все компоненты слишком токсичны». Такие отписки доктор Бёрк получал даже из частных фармацевтических компаний. Он ушёл бы из университета, он работал бы на кого угодно, только б ему дали работать, – но никто не хотел рисковать…

Доктор Бёрк посмотрел на часы: почти девять. Подошёл к телефону, нажал. После сигнала раздался приятный голос:

– Что-то принести, месье Бёрк?

– Новости какие-нибудь есть?

– Да, месье Бёрк, пришёл ответ по нашему делу.

– И что там? – Бёрк уже ничего не ждал.

– Он положительный.

Трубку положили. Бёрк и не успел ничего сказать, как из смежного с ним кабинета вышла секретарша; она так широко улыбалась, что и ему пришлось улыбнуться в ответ.

– Звонила директриса… – Элен задыхалась. – Она сказала, мы можем приехать во вторник.

– Отлично, – обрадовался Бёрк.