Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)

И полная решимости действовать, Тереса вошла в ту же дверь, через которую ее только что выпроводили. Униформист стоял к ней спиной, следя за публикой на трибунах. Прокравшись по коридорчику за его спиной, Тереса увидела вторую портьеру и, откинув ее, опять оказалась во внутреннем дворе. Здесь было еще хуже. Темно, хоть глаз выколи, а в нос бил резкий запах аммиака и помета животных. Тереса сообразила, что вышла в санитарную зону и собралась было повернуть обратно, да тут в дальнем углу, освещенном слабым светом электрической лампочки вдруг мелькнула знакомая фигура. Тереса ринулась туда, спотыкаясь о невидимые в темноте препятствия, добралась до забора и влезла на какой-то ящик, чтобы осмотреться. И тут прямо на нее выскочил кравшийся в темноте Джон Капусто! От страха Тереса заорала не своим голосом, но Капусто испугался еще больше, — в Тересином кличе он расслышал мстительный призыв к сообщникам и неприкрытую кровожадность. Круто развернувшись, он отказался от намерения форсировать забор, и кинулся куда-то в смердящую темноту. Следом за ним выскочил Болек. Тереса махнула рукой в том направлении, где скрылся Капусто, и Болек, не медля, ринулся за ним. Тереса подождала, не появится ли Михал, но того не было. Тереса осталась на своем посту, поджидал его и не отдавая себе отчета в том, что продолжает издавать хриплые кровожадные вопли.

К счастью, ее крики не привлекли внимания сторожей, ибо царящий на арене цирка шум — гром оркестра, рычанье тигров, восторженные вопли толпы и рукоплескания — заглушали все вокруг. Вдохнув полной грудью неимоверную вонь, Тереса почти захлебнулась и наконец перестала орать. Напрягая зрение, уставилась она в темноту, и ей показалось, что убегавший Капусто растворился в одном из бараков, вслед за ним в том же месте растворился преследующий его Болек, с противоположной стороны вынырнул силуэт, отдаленно напоминавший Михала и тоже там растворился. Возможно, в том месте находилась дверь.

В окружающих Тересу бараках наверняка находились клетки с цирковыми животными, о чем свидетельствовали издаваемые последними разнообразные звуки. Вдруг эти звуки усилились, к ним присоединились человеческие… Ревели, рычали, визжали звери, кричали люди. В темноте по двору метались чьи-то фигуры. Вот из темноты появились бегущие Болек с Михалом. Перепрыгивая через препятствия — ящики, кучи навоза, ямы — они добежали до Тересы, оторвали ее от забора, стащили с ящика и повлекли за собой. Тереса опять принялась испускать Хриплые кровожадные вопли — возможно, это стало ее второй натурой.

— Тихо! — на бегу прошипел Болек. — Выключи сирену, шановная пани! Сматываемся!

Ошеломленная Тереса замолкла и позволила дотащить себя до входа в цирк, потом по знакомому коридору к выходу во второй двор, к опять же знакомым туалетам. Тут Болек и в самом деле проявил отличное знание местности. Не воспользовавшись выходом для публики, который стерег билетер, он доволок своих спутников до забора, открыл незаметную калитку и вытолкнул в нее сначала Тересу, а потом и Михала, который оглядывался и упирался. Захлопнув калитку, Болек потащил своих спутников в темный узкий переулок.

— Рвем когти, шановная пани! Смываемся, менты едут!

— Но как же… того… — непонятно почему упирался Михал. — Может он что скажет…

— С луны свалился, кореш? Кто скажет? Зверюшка говорить не обучена.

— Что там стряслось? — просипела охрипшая Тереса, услышав вой полицейской сирены. — А где Капусто?

Не сбавляя шаг и подгоняя перед собой спутников, Болек флегматично заметил:

— Был да сплыл. Амба! Ходу, ходу! Не то засветимся.

— Цирк! — слабым голосом произнес Михал. — Ну и цирк!

— А как же! — согласился Болек. — Настоящий цирк. В жизни такого не видел!

Михал слабо простонал, а Тереса остатками сил потребовала — или она сию же секунду сядет и передохнет, или падет трупом. Найти в Париже подходящее заведение нетрудно, и уже минут через пять Болек усадил в плетеные кресла небольшого кафе совершенно изнемогшую Тересу и донельзя взволнованного Михала. Действовал он одной рукой, второй придерживал что-то мягкое, спрятанное под оранжевой курткой. Это не помешало ему и подопечных рассадить по креслам, и стол заставить пивом и апельсиновым соком.

— На редкость дрянное дельце! — вздохнул Болек, наконец тоже усаживаясь. — Лопнуть мне на этом месте, если я еще когда видел подобное…

— Да что же, в конце концов, стряслось? — раздраженно выкрикнула Тереса. — Скажут мне когда-нибудь? Я видела, как он в какой-то барак забежал, вы — за ним. Ну, думаю, теперь вы его наконец поймаете. Что вы ему там сделали?

— Мы-то ничего не сделали, — жалобным голосом проговорил Михал. — Это не мы сделали…

— Значит сделал он? Капусто?

— В некотором отношении Капусто… — неуверенно начал Михал, а Болек закончил:

— Кореш прав, Капуста принял личное участие.

— О Езус! — простонал Михал, позеленел и ринулся в сторону туалета, откуда вернулся только спустя какое-то время, по-прежнему изжелта-бледный. Болек сочувственно смотрел на него. Тереса ничего не понимала. В раздражении она дернула Болека за рукав.