Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)

Марек заглянул в колодец. Встав на колени на краю колодца, он посветил вниз фонариком. Мы ждали, затаив дыхание, не решаясь тоже посмотреть.

— С ума сойти! — произнес наконец Марек и встал. — Подождите здесь, я сейчас принесу лестницу.

Сама не знаю, зачем я побежала следом за ним, в моей помощи Марек не нуждался, лестницу нес сам. На обратном пути мы наткнулись на тетю Ядю и Тересу, которые тоже проснулись и вышли узнать, что произошло. Я сообщила им о трупе в колодце. Обе остановились, как вкопанные, и перестали задавать вопросы.

Принеся лестницу, Марек сразу же опустил ее в колодец, даже не посветив туда предварительно.

— Мог бы поставить осторожнее, — проворчала я. — Даже если там убийца, даже если он совсем мертвый, не следует все-таки ставить лестницу прямо на труп…

— Лучше возьми фонарик и посвети, — невежливо перебил меня Марек.

Тереса с тетей Ядей пришли наконец в себя, добрались до колодца и теперь шептались с Люциной в сторонке, время от времени издавая крики ужаса. К колодцу они решились подойти в тот момент, когда Марек уже вылезал. Тереса торжественно начала:

— Вечную память даруй ему, Господи…

Марек молча прослушал заупокойную молитву, не перебивая Тересу, но выражение лица у него было такое, что я что-то заподозрила.

Но вот Тереса закончила, и Марек обратился к Михалу:

— Примите мои поздравления! Редкий экземпляр! И уложить его одним ударом — просто поразительно!

— Что он такое говорит? — слабым голосом поинтересовалась тетя Ядя, а Люцина тоже почувствовала подвох.

— Кто же там лежит? — крикнула она.

Михал только молча глядел на Марека с выражением глубочайшего отчаяния.

— Кабан, — ответил Марек. — Поразительный экземпляр, потянет на двести пятьдесят килограммов. Не понимаю, как при таком весе он еще мог передвигаться…

Больше ему говорить не дали. Схватясь руками за живот, Люцина от смеха опустилась на землю. Михал кинулся к колодцу и если бы Марек его не перехватил, наверняка составил бы на его дне компанию убитому кабану. Тетя Ядя упустила в колодец свой фонарик, а Тереса кричала и топала ногами на Марека за то, что не остановил ее, когда она читала заупокойную молитву над трупом кабана.

Марек попытался нас утихомирить, втолковывая, что дело серьезное, что неплохо было бы до утра извлечь кабана из ямы и отвезти куда подальше, иначе с утра здесь будет милиция и прощай клад!

Первым внял его призывам Михал, который ожил сразу, узнав, что не убил человека.

— Немедленно начнем! — восклицал он, преисполненный энергией. — Боже, какое счастье! Что б я еще кого-нибудь когда-нибудь убил! Приказывайте, что делать? Наверное, нужны веревки?

Операция по извлечению кабана из колодца потребовала привлечения всех наличных сил, даже мамуля была задействована. Кабан упорно сопротивлялся, и если бы не наша твердая вера в покоящийся под ним клад, мы бы просто засыпали животное в яме, набросав сверху могильный курган.

Франек сразу, с первого же взгляда, опознал погибшего.

— Езус-Мария, черный кабан Печерских! Ну все, Печерский своего не упустит. А сколько раз я ему говорил

— приглядывай за боровом, не позволяй ему шляться, где ни попадя. Не слушал, а этот вот дни и ночи по деревне шастал. Вот и дошастался!

Не удалось нам за ночь, потихоньку, без шума, вытащить из колодца несчастного кабана. С рассветом вся деревня уже знала о его бесславной кончине, к колодцу сбежалось множество народу, так что недостатка в зрителях не было. К счастью, в помощниках тоже. Неизвестно, кто известил милицию, во всяком случае, когда огромная туша кабана была, наконец, свалена на траву, появился представитель властей.

Энергичным шагом пройдя сквозь расступившуюся толпу, сержант милиции остановился над кабаньей тушей и произнес осуждающе и в то же время вроде бы с удовлетворением:

— Так, так, нелегальный убой скота! Пан Влукневский, что же это вы?

— Да он не мой! — горячо возразил Франек. — Я убоя не производил! Не мой кабан и меня не касается!

— А чей же это кабан?

— Цечерских.

— То-то мне показалось — знакомый. Значит, Печерский нелегально заколол кабанчика…

— Нет!

Представитель власти казался несколько озадаченным.

— Кто же тогда совершил нелегальный убой домашнего скота? — строго спросил он.

Михал Ольшевский мужественно сделал шаг вперед:

— Я!

— Так это ваш кабанчик?

— Нет, вы же слышали — Печерских.

— Печерский поручил вам забить животное?

— Нет… не знаю… Печерского тоже не знаю.

— Печерского не знаете, а его свинью того… закололи? Краденая?

Михал Ольшевский покраснел от негодования:

— Я не крал! И я вовсе не хотел убивать этого кабана!

— Если вы не хотели, то зачем же убили?

— Так ведь я думал — это человек!