Колодец пророков

– Решка – отпустим, орел – на псарню, – ловко, как если бы частенько этим занимался, подбросил вверх монету генерал, смачно поймал, стиснул в кулаке. Пригласил к кулаку помощника и Илларионова. – Решка. Повезло поросенку, – с некоторым даже разочарованием проговорил генерал Толстой.

Может быть, это только показалось Илларионову, но в глазах пожирающего американские доллары и брезгующего советскими рублями барсука определенно промелькнуло облегчение.

Помощник пригласил двух прапорщиков с носилками. Они поставили на носилки клетку, унесли барсука, который на прощание сильно омрачил воздух в кабинете генерала.

– Значит, все-таки в храме, – вздохнул он, когда помощник прикрыл за собой дверь. – Жаль. Я надеялся, что он будет в Кремле…

– Какая разница, в Кремле или в храме? – удивился Илларионов. – В Кремле что… сожрет звезды? В храме – кресты?

– Рубль металлический, кстати, береги, – посоветовал генерал. – По пять долларов за железный будут давать. А бумажные деньги, если есть, трать, сынок, не стесняйся.

– Вы хотите сказать, что это знамение? – осведомился Илларионов.

– Да ну, какое там знамение, – махнул рукой генерал Толстой, – готовый сценарий! Это же новый хозяин России! Храм Христа Спасителя восстановит – спасибо, но наворует, нажрет, нагадит… Выше головы. Хорь-то посмышленее будет барсука. Хорь – охотник – двадцать девять километров до курятника покрывает. А барсук жрет все, что вокруг. Где барсук сел, там народу помельче – землеройкам, кротам, ежам – делать нечего. После барсука – выжженная земля. А после выжженной земли что? – спросил у Илларионова генерал Толстой и сам же ответил: – Красное знамя! Но не сразу, – добавил задумчиво, – ох, не сразу… И… не красное…

Уже тогда Илларионов-младший догадывался, что отошедший отдел отец, превратившийся в Окленде в пожилого респектабельного джентльмена, мягко говоря, упрощает генерала Толстого, сравнивая его с Трофимом Денисовичем Лысенко. Сомнения генерала проистекали не из-за борьбы за ту или иную – правильную или неправильную – истину, идею. Сомнения генерала проистекали из-за того, что он (как в случае определения судьбы барсука) держал в своих руках сразу оба конца веревки – обе истины, оба решения, оба исхода и мучился не тем, как склонить чашу весов судьбы в пользу одного-единственного, по его мнению, правильного исхода, а – какой исход выбрать. Сомнения генерала можно было уподобить сомнениям Господа во дни творения.

Осознав это, Илларионов-младший забыл про предостережения коротающего дни в Новой Зеландии отца и растворился в воле Демиурга…

Хотя ему казалось странным, что генерал Толстой принимал решения, советуясь с подброшенной в воздух и смачно пойманной в ладонь монетой.

Так было в августе девяносто первого, когда Илларионов-младший и генерал Толстой смотрели из окна кабинета на огибающую железного Феликса колонну танков и бэтээров. Помнится, колонна вдруг дернулась и замерла.

– Ты будешь долго смеяться, – сказал генерал Толстой, – но они остановились на красный свет перед светофором.

– В таком случае нам надо отсюда сматываться, – пожал плечами Илларионов, – и чем быстрее, тем лучше.

Генерал медленно подошел к письменному столу, достал новейшее высокочастотное устройство, из тех, которыми пользовались выходящие в открытый космос космонавты. Переговоры по этому устройству было невозможно ни запеленговать, ни подслушать.

– Подними дуло, – сказал генерал в устройство, – я хочу посмотреть, где ты.

Один из стоящих на площади Дзержинского танков поднял вверх дуло, как пустое древко без знамени.

– Жди команды, – генерал отключил устройство, опустил руку в карман брюк. Сегодня он почему-то был в форме. Лампас на штанине зашевелился, как змея, проглотившая кулак-лягушку. Генерал Толстой извлек из кармана… пятак. – Решка, полковник, – сказал он, – и они разгонят этих вонючек у Белого дома к чертовой бабушке. Пара залпов зажигательными по вестибюлям – и… – подбросил в воздух монету. – Увы, полковник, – честно предъявил Илларионову орла. – Орел…~– задумчиво посмотрел на пятак. – Ладно, пусть будет орел. Только это не орел, сынок, а барсук. Барсука им надо в герб, а не орла, ведь так? – включил переговорное устройство. – Отбой! Пусть идет как идет. Предоставь это дело судьбе. Ну что, – посмотрел на Илларионова, – займемся эвакуацией комнаты смеха?

…Когда люди нового председателя комитета, взломав дверь, ворвались внутрь личного архива генерала Толстого, их взору предстали голые стены и чистые, смотрящие во внутренний двор окна.

– Как вам удалось так быстро вывезти? – спросил Илларионов-младший у шефа, когда мимолетный председатель покинул комитет, успев, правда, поменять его название и передать американцам кое-какие документы.

– Они отозвали его, – усмехнулся генерал Толстой, – им было нужно будущее, а он принес им на блюдечке гнилых посольских жучков… Кто тебе сказал, что я вывез? С Лубянки ничего и никогда не вывозят.

А в октябре девяносто третьего Белому дому повезло не так, как в августе девяносто первого.