Колодец пророков

– Я бы этого не сказал, – Илларионов посмотрел на генерала Толстого и сам испытал ужас, сравнимый с ужасом кошек на крыше у трубы, когда на них спикировал вертолет. У крестного вдруг ввалились глаза, круглая лысая голова как-то съежилась или усохла. Илларионову показалось, что он смотрит в пустые глазницы мертвеца, точнее не человека. Ему захотелось перекреститься. Он едва удержал рвущуюся ко лбу руку.

– Крестись, крестись, сынок, иногда это помогает, – философски заметил вернувший себе прежний облик генерал Толстой. – Кстати, тебе пригодились подарки, которые я дарил тебе в детстве?

– Зеркало, медный жук и бабочка? Нет. Разве только зеркало. Один раз.

– Вот видишь, – опечалился генерал Толстой, – а ведь эти вещицы суть отражение той власти, которая, как ты полагаешь, что-то значит. Теперь ты понимаешь, сынок, сколь иллюзорно мое могущество…

– Где мой отец? – задал Илларионов совершенно неуместный для присутствовавшего на отцовских похоронах сына вопрос.

– Боюсь, что не смогу ответить на твой вопрос, – пожал плечами генерал Толстой. – Там, где он сейчас – там нет логики, там не действуют привычные для нас законы. Я даже не знаю, помнит ли он тебя?

– О чем он плакал тогда? – перед мысленным взором Илларионова-младшего пронесся рассекающий пространство и время черный ворон со стекающей кровавой слезой. – О чем лил кровавые слезы, когда был вороном?

– О чем может лить слезы ворон, сынок? – усмехнулся крестный. – Или о том, что клевал падаль, или – что пил живую кровь. Но скорее всего – что запивал падаль живой кровью.

– Я… увижу его? – Илларионов-младший, впрочем, не был уверен в точном соответствии глагола «увижу» предполагаемому действию.

– Обещаю, сынок, – проникновенно и искренне, как и положено при обмане, произнес генерал Толстой. – Я знаю, тебя беспокоит «Технология-36». Я расскажу тебе про нее, сынок, хоть и не думаю, что это доставит тебе удовольствие. Я отвечу на любые твои вопросы. Это твое последнее задание, сынок. Потом ты примешь решение. Если захочешь – займешь мое место, я проведу решение через коллегию, подготовлю соответствующий указ президента. Или купишь себе остров в Полинезии, сам откроешь школу пророков и будешь жить там в свое удовольствие.

Ядам тебе столько денег, сколько ты пожелаешь. Это даже не задание, сынок. У меня уже нет морального права тебе приказывать. Я всего лишь прошу тебя, сынок, помочь России. Я не могу оставить эту страну, пока существует хоть малейший шанс… Ты ведь знаешь, зачем я поднял тебя в небо, что мне от тебя нужно?

– Выборы, – сказал Илларионов. – Гадалка Руби сказала про выборы. Но почему вы так уверены, что они состоятся?

– Не имеет значения, состоятся они или не состоятся! – генералу Толстому, похоже, надоело играть роль доброго дяди, ласкового мудреца, волшебника из страны Оз. – Пусть эта плоскость реальности тебя не волнует. Отдай мне выборы, сынок.

– Вы хотите сказать, что не знаете результатов предстоящих выборов? – тихо спросил Илларионов. – Вам не известен результат этих сраных выборов? Гадалка Руби сказала, что…

– Мне известен результат сраных выборов, – еще тише ответил генерал Толстой. Илларионову не раз приходилось наблюдать приступы управляемого генеральского бешенства. – Я знаю, что сказала гадалка Руби. Я не сказал, что мне хотелось бы узнать результаты выборов, полковник Илларионов! – в прозрачной вертолетной кабине голос генерала гремел, как голос пророка в храме или сержанта на плацу. – Мне нужны сами выборы! Мне нужны все возможные и невозможные варианты их окончательного исхода! Ваша задача заключается не в том, чтобы сообщить мне, кто победит, а кто проиграет – это мне и без вас известно, а в том, чтобы предоставить мне возможность самому решить, кто победит, а кто проиграет. Я ясно излагаю свои мысли, полковник?

– Вы хотите подменить на этом отрезке истории России Господа Бога? Я вас правильно понял, товарищ генерал? – Илларионов посмотрел вниз. Вертолет висел на Сивцевым Вражком. Длинный, извилистый переулок был тих и непроницаем, как мистическая река народного волеизъявления. Но рядом ярко и нагло, как фальсификация, светил огнями пьяный Арбат.

– С одна тысяча девятьсот сорок девятого года, – ответил генерал Толстой, – мир управляется по законам киберпространства, то есть беззаконно. Сразу во все стороны, задом наперед и в темноте. Путь человечества более не освещается светом праведных душ. Я хочу вернуть Божий промысел на рельсы линейности, сынок. И ты мне в этой поможешь.

– А если нет?

– До сих пор у нас речь шла о прянике, – генерал Толстой плавно повел вертолет вниз. – Мне бы не хотелось говорить о кнуте, сынок. Единственно могу сказать: это не смерть, это гораздо хуже.

– «Технология-36»? – спросил Илларионов.