Коллекционер. Башня из черного дерева

— О Господи, вы же не человек, не мужчина. Если бы только вы были мужчиной.

А ну повторите, что вы сказали, говорю. Я за ужином выпил еще шампанского, нашел в Луисе магазинчик, где его полбутылками продавали, так что я был не настроен ее глупости терпеть.

— Я сказала, вы не человек, не мужчина.

Ах так, говорю, а ну вылезай из постели. Давай, давай, нечего разлеживаться. Теперь я тут командую.

С меня было достаточно, я и так долго терпел. У других на моем месте давно бы терпение лопнуло. Подошел к ней и сдернул одеяло, потом схватил ее за руку повыше локтя и потянул, а она начала драться и царапаться, все пыталась до лица дотянуться.

Ну подождите, говорю, я покажу вам, где раки зимуют, узнаете что почем.

Веревки были у меня в кармане, и хоть и пришлось с ней немного повозиться, я все-таки ей руки связал и рот заклеил. Может, слишком туго связал, только она сама напросилась. И к кровати ее привязал, веревку покороче приспособил, а сам пошел за фотоаппаратом, вспышку принес и всякое такое.

Конечно, она сопротивлялась, и головой трясла, и глазами сверкала, и волком смотрела, и даже притворялась, что в обморок падает, но я не отставал. Снял с нее, что было надето, и хоть она сначала отказывалась, в конце концов стала делать все, как я велел, и лежала и стояла как надо. (Я до тех пор не начинал фотографировать, пока она не соглашалась сотрудничать.) Так что я сделал все снимки, какие хотел. Снимал, пока все лампы не вышли.

* * *

Моей вины тут нет. Откуда я мог знать, что она хужее больна, чем кажется. Казалось, что у нее всего-навсего простуда.

Снимки я проявил и отпечатал в ту же ночь. Самые лучшие те, где я лицо отрезал. Да и все равно с заклеенным ртом она не больно-то смотрелась. Самые лучшие были, где она стоит в туфельках на высоких каблуках, вид со спины. Привязанные к спинке кровати руки создавали, что называется, интересный ракурс. Должен сказать, я был очень доволен, как все получилось.

На следующий день, когда я к ней пришел, она уже встала, в халате была, вроде меня ждала. Что она сделала, очень меня удивило, она сделала шаг ко мне и опустилась передо мной на колени. Все равно как пьяная. Я заметил, что лицо у нее красное, прямо горит, она глаза ко мне подняла и плачет, прямо до истерики себя довела.

— Я очень больна, — говорит, — у меня воспаление легких. Или плеврит. Вы должны вызвать врача.

Я говорю, встаньте с пола и ложитесь в постель. Потом пошел приготовить ей кофе.

Когда вернулся, сказал, вы же сами видите, что не больны, если б у вас было воспаление легких, вас бы ноги не держали.

— Я задыхаюсь по ночам. И вот здесь очень болит, я могу лежать только на левом боку. Пожалуйста, давайте смеряем температуру, сами посмотрите какая.

Ну, я измерил ей температуру, было 38,9, но я знал, что есть всякие способы набивать температуру.

— Здесь душно, нечем дышать.

Здесь вполне достаточно воздуха.

Она сама была виновата, нечего было меня раньше разыгрывать.

Ну, все равно я поехал в Луис и взял в аптеке какое-то лекарство от приливов крови и от гриппа и еще ингалятор, и она все это взяла, не отказалась. Попыталась поесть за ужином, но не смогла, ее вырвало, и вы-глядела она совсем плохо, так что, должен сказать, я первый раз поверил, что, может, она и вправду больна. Лицо у нее было красное, потное, пряди волос намокли и прилипли ко лбу, но ведь все это она могла и нарочно сделать.

Я убрал за ней, дал ей лекарства и собирался уже уйти, но тут она попросила меня сесть к ней на кровать, чтоб ей не надо было громко разговаривать.

— Вы думаете, я могла бы заговорить с вами, если бы не была тяжело больна? После того, что вы сделали?

Сами напросились, говорю.

— Вы же видите, я в самом деле больна.

Это грипп. В Луисе очень многие болеют.

— Это не грипп. Это воспаление легких. Или еще какая-нибудь тяжелая болезнь. Очень трудно дышать.

Все будет хорошо. Эти желтые таблетки сделают свое дело. Аптекарь сказал, это самое лучшее лекарство.

— Если вы не вызовете врача, это будет равносильно убийству. Вы меня убьете.

— Да все у вас будет в порядке. Просто температура поднялась.

Как только она заговорила о враче, я опять стал ее подозревать.

— Пожалуйста, оботрите мне лицо платком.

Как-то странно было. Я сделал, что она просила, и в первый раз за все последнее время мне стало ее немножко жалко. Я делал для нее женскую работу. Ну, я хочу сказать, в такие моменты женщине нужна помощь женщины. Она сказала «спасибо».

Ну, я тогда пойду, говорю.

— Не уходите. Я скоро умру, — и попыталась удержать меня за руку.

Хватит глупить, говорю.