Коллекция трупов

— Мы тебя слушаем, Кэти.

— Наверно, потому, что Джек собирался устроить охоту на зверя?

— Молодец. — Он повернулся спиной к классу и начал писать на доске мелом. Мимо уха просвистел грейпфрут.

Джим резко обернулся. Некоторое тихо прыснули, лица же Освея и Лоусона выражали абсолютную невинность. Он поднял с пола увесистый плод.

— Затолкать бы это в глотку кое-кому, — слова относились к галерке.

Кэти Славин охнула.

Он швырнул грейпфрут в мусорную корзину и снова заскрипел мелом.

За чашкой кофе он развернул утреннюю газету, и сразу в глаза бросился заголовок в середине страницы. "О, Боже!" — его возглас прервал непринужденное щебетание жены. Казалось, в живот впились изнутри десятки заноз. Он прочел вслух заголовок:

— "Девушка разбивается насмерть".

А затем и сам текст:

— Вчера вечером Кэтрин Славин, семнадцатилетняя школьница из Хэролд Дэвис Хай Скул, выпала или была выброшена из окна многоквартирного дома, где она жила с матерью. По словам последней, ее дочь поднялась на крышу с кормом для голубей, которых она там держала. Анонимная женщина сообщила полиции, что трое каких-то парней пробежали по крыше без четверти семь, почти сразу после того, как тело девушки (продолжение на странице 3)…

— Джим, она случайно не из твоего класса?

Он не ответил жене, так как на время лишился дара речи.

Две недели спустя, после звонка на обед, его нагнал в холле Симмонс с папкой в руке, и у Джима упало сердце.

— Еще один новичок, — сказал он обреченно, опережая сообщение Симмонса. — Класс "Литература и жизнь".

У Сима брови поползли вверх:

— Как вы догадались?

Джим пожал плечами и протянул руку за личным делом.

— Мне надо бежать, — сказал Симмонс. — Летучка по оценке учебной программы. Джим, у вас такой видок, словно вы побывали под колесами машины. Вы как, в порядке?

Словно побывал под колесами машины, вот-вот. Как Билли Стирнс.

— В порядке.

— Так держать, — Симмонс похлопал его по спине и побежал дальше. А Джим открыл папку, заранее весь сжимаясь, как человек, ожидающий удара.

Однако лицо на фотографии ни о чем ему не говорило. Мог видеть его, мог и не видеть. Дэвид Гарсиа был массивного телосложения, темноволосый, с негроидными губами и полусонным выражением глаз. Он был тоже из Милфорд Хай Скул и еще два года провел в исправительной школе Грэнвилль. Сел за угон машины.

Джим закрыл папку. Пальцы у него слегка дрожали.

— Салли?

Она оторвала взгляд от гладильной доски. Джим уставился на экран телевизора невидящими глазами — транслировался баскетбольный матч.

— Нет, ничего. Это я так.

— Какая-нибудь скабрезность? — сказала миссис Норман игриво.

Он выжал из себя улыбку и снова уставился на экран. С кончика языка уже готова была сорваться вся правда.

Но как о ней расскажешь? Ведь это даже не бред, хуже. С чего начать? С ночных кошмаров? С нервного срыва? С появление Роберта Лоусона?

Начать надо с Уэйна, его старшего брата.

Но он никогда и никому об этом не рассказывал, даже на сеансах групповой психотерапии. Он вспомнил свое полуобморочное состояние, когда они с Дэвидом Гарсией первый раз встретились глазами в холле. Да, на фотографии Гарсия показался ему незнакомым. Но фотография не все может передать… например, нервный тик.

Гарсия стоял рядом с Лоусоном и Чипом Освеем. Увидев мистера Нормана, он широко осклабился, и вдруг у него задергалось веко. В памяти Джима с необыкновенной отчетливостью зазвучали голоса:

— Ну что, шкет, сколько там у тебя в кармане?

— Ч-четыре цента.

— Врешь, щенок… гляди, Винни, обмочился!

— Джим? Ты что-то сказал? — спросила жена.

— Нет-нет, — отозвался он, вовсе не будучи в этом уверенным. Кажется, у него начинался озноб.

В первых числах февраля, после занятий, когда все преподаватели давно ушли из школы, он проверял в учительской сочинения. В десять минут пятого раздался стук в дверь. На пороге стоял Чип Освей, вид у него был довольно испуганный.

— Чип? — Джим постарался не выказать удивления.

Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Можно с вами поговорить, мистер Норман?

— Можно. Но если насчет теста, ты напрасно тратишь…

— Нет, другое. Здесь, э, можно курить?

— Кури.

Освей чиркнул спичкой, при этом пальцы его заметно дрожали. С минуту он молчал — никак не мог начать. Губы беззвучно шевелились, глаза сузились до щелок. И вдруг его прорвало:

— Если до этого дойдет, поверьте, я ни при чем! Я не хочу иметь с ними никаких дел! Они шизанутые!

— Ты о ком, Чип?

— О Лоусоне и Гарсии. Они оба чокнутые.

— Собираются со мной расправиться, да? — Он уже знал ответ по тому, как подкатила привычная тошнотворная волна страха.

— Сначала они мне понравились, — продолжал Чип. — Мы прошвырнулись, выпили пивка. Тут я немножко приложил вас, сказал, как вы меня завалили. И что я еше отыграюсь. Это я так, для красного словца! Чтоб я сдох!

— Ну а они?