Коллекция профессора Стаха

Климунда хорошо знал Омельяна — как-никак вместе учились в школе, хотя Иваницкий пришёл в их десятый класс в середине учебного года. До того жил и учился в каком-то районном городке. Сначала Иваницкого в классе не замечали. Не замечал его и Климунда, хотя новичка посадили за его парту. Да и нечего было замечать: слишком невзрачен, бледен, раз ударишь — и готов… И все же новичок скоро заставил уважать себя. Через какой-нибудь месяц его авторитет признал даже первый ученик класса Борис Сойченко, попросив посмотреть, правильно ли он решил задачу по алгебре. Домашняя работа была действительно сложной, и только Иваницкий справился с ней…

И Спиридону стало немножко легче учиться. Поскольку он сидел с Иваницким за одной партой, то получил право первым списывать домашнее задание, не говоря уж о контрольных.

Как-то, возвращаясь вместе с Иваницким домой, Климунда начал расспрашивать Омельяна о его районном городке, но тот отвечал неохотно и перевёл разговор на другое. Иваницкий не любил открываться посторонним.

Омельян и теперь, через много лет, даже в мыслях неохотно возвращался к своему детству. Родители его жили незаметно, немилосердно экономили на всем, держали в чёрном теле и своего единственного сына.

Потом Омельян понял почему: как-то ночью он подслушал их разговор. Из соседней комнаты доносился возбуждённый шёпот:

— Думаешь, все забыто? А дудки! Крота когда взяли? Через пять лет. Фраер был, фраером и остался. Пошиковать захотелось, два камушка спустил, а на третьем и погорел.

— А если умненько? Уехать куда-нибудь, найти перекупщика…

— И не думай… Пять лет ещё сиди тихо. Они дело в архив спишут, а мы и развернёмся.

Мать вдруг всхлипнула:

— Надоело прибедняться, считать копейки, делать вид, что едва дотягиваем от получки до получки. Иметь камешки, золото — а как нищие…

— Замолчи! — В голосе отца послышалась неприкрытая угроза. — Забудь… Только разочек взять, оно и потянется… А от людских глаз ничего не спрячешь, новые туфли — и те заметят…

Мать зашлась сухим кашлем. Отдышавшись, тоскливо сказала:

— Помру я скоро, так хоть напоследок хотелось пошиковать.

— Сдурела! — разозлился отец. — И не думай!..

— Где прячешь золото? — вдруг спросила мать.

— А тебе зачем? Где прячу, там и лежит.

— Хотела бы знать, надёжно ли?

— Не волнуйся! Сам черт средь бела дня не найдёт.

— Эх, — вздохнула мать, — обидно. Кто вас тогда с Кротом на ювелирку навёл? Я навела. Ты мне мою долю отдай…

— У-у, сука!.. — прошипел отец. — Завалить хочешь? Тебе что — вышку не дадут, а меня шлёпнут. Крота шлёпнули, и меня… За мной мокрое дело, понимаешь, мокрое, они нам сторожа ни в жисть не простят.

— Не простят, — согласилась мать.

— Так сиди и не рыпайся.

Подслушанный разговор поразил Омельяна. Ему уже шёл тогда пятнадцатый год, и не понять того, о чем разговаривали родители, он не мог. Значит, он сын бандита… Вот почему они живут как бы в стороне от всех, вот почему у них нет ни друзей, ни хороших знакомых.

Омельян не сомкнул глаз до утра. Лежал неподвижно, уставившись в потолок, который наискось пересекала широкая щель. Отец уже несколько раз говорил, что надо отремонтировать дом, однако все время отговаривался тем, что нет денег. И обещанного пальто так и не купил ему, Омельян бегает в школу в старом, потрёпанном. А от отца только и слышал — много ешь, быстро ботинки изнашиваешь, даже на тетрадки и учебники приходится выклянчивать.

Да и сам отец три года ходит в одних сапогах — мол, ему, скромному счетоводу «Межколхозстроя», только и хватает получки, чтоб прокормить семью… Правда, есть у них одна действительно ценная вещь: лучший приёмник из тех, что когда-то завезли в район. Отец по вечерам слушает передачи из-за границы, ловит всякие «голоса» и очень радуется, когда передают что-нибудь обидное про советскую власть.

Омельян с детства привык не любить эту власть. И мать, и отец не раз говорили, как хорошо им жилось бы, если б не революция. У деда Омельяна было имение где-то под Могилёвом, и отец радостно встретил фашистов, надеясь, что ему вернут усадьбу, в которой до войны был открыт дом отдыха. Но немцы устроили там госпиталь.

Омельян как-то пробовал расспросить отца, чем тот занимался во время войны и сразу после неё, но убедительного ответа так и не получил А оно вон что значит — бандит: с каким-то Кротом ограбили ювелирный магазин и убили сторожа.

Омельян вспомнил, как отец учил его быть скрытным, не болтать лишнего посторонним. И главное — не выражать своих мыслей. А потом, когда Омельян пошёл в школу, наставлял, как и что следует говорить учителям и товарищам, как выслуживаться перед классным руководителем, донося на учеников, не брезгуя ничем ради собственной выгоды.

«Так, сынок, — любил он повторять, — лучше дурачком прикинься, а с дурака что возьмёшь, ты же в подходящий момент всяким там умникам ножку и подставишь…»

Учился Омельян легко и в классе пользовался авторитетом. Страдал лишь оттого, что не мог носить такие же костюмы и ботинки, как у товарищей.