Коллектор

— А что касается четвертого этапа?

— Я лично сформировал и вырастил фильтр азотосодержащих соединений. Сейчас он в боксе ноль семьдесят восемь.

— А и славно, любезный, приступим потихоньку.

Старикашка вдохновенно пробежался пальцами по клавиатуре пульта. Активированный ультразвуковой томограф принялся обрабатывать поверхность безжизненного тела, постепенно расширяя задействованную площадь. За то время, когда томограф прошелся по каждому квадратному миллиметру, хирурги успели выпить хорошего заварного кофе, обсудить статью в издании, которое оба признавали за научное. Получив от компьютера, руководившего движениями томографа, подтверждение о том, что обработка закончена, младший из хирургов пристегнул к предплечьям управляющие устройства, и включил ножи-манипуляторы. Бесконечно острые силовые лезвия под квалифицированным руководством человека разрезали кожу пациента в нескольких местах. Затем, сменив насадки с ножей на зажимы, хирург аккуратно стянул кожу со всей поверхности тела.

— А теперь срочно шкуру в криобокс, и пусть не ждут команды, а подключают жизнеобеспечение немедленно, а то заказчик нас самих обещал освежевать, если что. Не забываем об этом, прошу вас.

— Профессор, все уже сделано, мои люди отлично натренированы.

— Так ведь и заказ не из обычных, нужно проявить все, на что мы способны. Продолжаем.

Через несколько часов скелет и мышечные ткани были подогнаны к заданным параметрам, где-то путем наращивания кости и мягких тканей имплантантами, а где-то наоборот, обрезания и последующего сращивания. Череп работали отдельно, вдвоем. Все действия подробно фиксировались, чтобы в последствии восстановление прошло абсолютно точно. Ведущий хирург устало откинулся на сидении и произнес, обращаясь к своему ассистенту:

— Все, надо прерваться минут на десять, а потом вставим в него фильтр, кровяной имитатор и зашьем обратно в кожаный мешок. Как, кстати, он себя чувствует?

— У пациента все параметры в норме, такой живучий, что и без кардиостимулятора мог бы обойтись.

— Ага, и вообще без наркоза!

Оба врача одновременно засмеялись.

Операция подходила к концу. Снятый с недавно освежеванного клона, выращенного по ускоренной и предельно упрощенной методике кожный покров, соответствующий другому телу инкогнито, профессор лично стал постепенно приращивать к темно-красному, испещренному прожилками и мышцами туловищу и голове. Периодически хирург останавливался и обрабатывал антигистаминным средством в виде поверхностной пленки ближайший сектор, подлежащий сращиванию. Вот последний разрез был заварен и отшлифован. Хирург с довольным видом отстегнул управляющие устройства, и бросил взгляд на монитор, который информировал об общем состоянии субъекта операции. Все находилось в допустимых пределах, реакции отторжения тканей пока не началось.

— Наш двуликий еще часов на десять останется в капсуле, так что необходим толковый дежурный-реаниматолог, на всякий случай. Желательно, из своих.

— Есть такой у меня, профессор.

— Эта конспирация мне начинает надоедать, постоянно какие-то проблемы с персоналом, одних допускают, других нет. Сложно работать в таких условиях.

— Абсолютно с вами согласен. Ну что же, наша часть выполнена, передаем тело к психиатрам?

— Да, оформляйте…

***

Мутная пелена никак не хотела спадать с глаз. Я напрягся и раскрыл глаза как можно шире. Не помогло. От усилия, затраченного на шевеление веками, все тело окутала волна резкой, жесткой боли. Я стал погружаться обратно в небытие, но меня остановил резкий голос:

— Ты куда собрался, Клаус? Хватит расслабляться, времени в обрез, мясники, как всегда, проковырялись с тобой на сутки дольше, шкура новая, видите ли, не приживалась. Бред.

Раздались шаги, голос приближался. Вдруг я почувствовал резкий удар по щеке, а сразу за этим — как по моему лицу потекли струи воды. Ладонь схватила меня за подбородок и стала немилосердно трясти. Пелена перед глазами расступалась все быстрее, наконец, я стал различать сидевшего рядом со мной человека.

— Ге…!

— Никаких имен, парень! — быстро перебил меня Георгий Штейн, мой отец. «Отец? Мой отец — Мориц Фурье, а я — Клаус Фурье. Я?» — сердце забилось все сильнее и сильнее, выпрыгивая из груди.

— Стоп, следи за своими мыслями. Твоя первая мысль — настоящая, вторая — имплантированная. Знаю по своему опыту. Разобрался?

Я молча лежал минут десять, потом произнес:

— Да, я разобрался.

— Вот и хорошо, а теперь — вперёд!

Георгий сдернул с меня тонкое одеяло и хорошенько дернул за обе руки, приподняв над кроватью и поставив на ноги. Я подавился собственным стоном, содрогнувшись как от электрического удара. Но мой папа, бессердечный, как пень, даже ухом не пошевелил и потащил меня на выход. Соседнее помещение оказалось длинным коридором, совершенно безлюдным.

— Ну, ходить мы научились. А теперь — побежали.