Коллеги

Анна вздохнула. Конечно, это снова звонил Алексей, Лешка Шепелев, ее друг детства, ныне работающий в юридической фирме. Анне он нравился: добрый, покладистый, понимающий. Ему всегда можно было рассказать все. Не то чтобы он был для нее жилеткой, в которую можно поплакаться, — Анну вообще никто никогда не видел плачущей — просто он знал ее лучше, чем кто‑либо другой, и всегда чувствовал, что творится в ее душе.

Однако в последнее время Леша почему‑то вообразил себе, что его отношения с Анной обязательно должны перерасти в нечто большее, чем дружба, а это ей претило. Анна отнюдь не была законченной карьеристкой, но все‑таки работа значила для нее больше, чем личная жизнь. В тридцать три года она все еще не помышляла о замужестве, ее вполне устраивало холостяцкое существование.

— Анечка, как дела? Почему молчишь? Тебя что‑то расстроило?

Внезапно Анна почувствовала такую усталость, что какое‑то время не смогла с собой справиться. Видели бы ее сейчас коллеги! Анна Черкасова, эта «железная женщина», как ее прозвали в отделе, сидела, забившись в самый дальний угол дивана, и глотала слезы. Но не зря же мы говорили, что никто никогда не видел ее плачущей: свои слезы Анна всегда держала при себе.

— Анечка, пожалуйста, ответь, — просил голос в трубке. Никто, кроме Алексея, не называл ее Анечкой. Все предпочитали холодновато‑неприступное «Анна», которое очень ей шло.

— Здравствуй, Леша, — через силу проговорила она.

— Что‑то случилось? — забеспокоился он.

— Нет, с чего ты взял? — довольно ровно, сумев, наконец, взять себя в руки, спросила Анна.

— Ты просто молчала, моя хорошая, вот я и подумал — что‑то произошло. Рад услышать, что это не так, — мягко проговорил Алексей. — Послушай, как насчет того, чтобы сходить в ресторан? Сегодня двадцать лет, как мы с тобой знакомы, ты не забыла?

Конечно, Анна опять, как это происходило каждый год, забыла, что первое сентября Алексей считает счастливейшим днем в своей жизни. Нет, не в память о Дне знаний, конечно: Просто, когда Лешке Шепелеву было тринадцать лет, он перевелся в ту школу и в тот класс, в котором училась Аня Черкасова. Вот так и случилось, что первого сентября, когда Аня стояла в парадной школьной форме с белоснежным фартуком и бантом в волосах на школьном дворе, еле удерживая в руках огромный букет гладиолусов, он впервые ее увидел. А когда они стали взрослыми, упрямый Лешка ежегодно стал отмечать первое сентября, будто годовщину их свадьбы. Только пристало ли тридцатитрехлетнему мужчине быть таким неисправимым романтиком?!

Анна заранее знала, что будет дальше. Сейчас он заедет за ней, вручит ей огромный букет роз, которые Анна, кстати сказать, терпеть не может, предпочитая нарядным шедеврам флористов скромные букетики из ландышей и ромашек. Потом они поедут в какой‑нибудь тихий ресторанчик и начнут праздновать этот уже, если честно, набивший оскомину «счастливейший день в жизни Алексея».

Предполагалось, что и для нее это тоже счастливейший день, хотя самую большую радость Анна испытала, увидев в эфире свой первый сюжет — тот самый, за который получила первое место на конкурсе и право работать на ТВР. Нет, она вовсе не была черствой. Просто чувствовала, что из их с Лешкой отношений ничего путного не получится: Алексей явно тянется к ней потому, что она в сравнении с ним более сильная и более цельная. Наверное, воображает, что рядом с такой женщиной и сам становится сильнее. Глубочайшее заблуждение! Анна понимала это, но Алексей все продолжал жить этой иллюзией, цепляясь за нее со всем упорством, на которое только был способен.

Анна безнадежно вздохнула. Алексей, конечно, отличный друг, добрый, все понимающий. Вот если бы только он не хотел большего, чем дружба!

Как пройдет ужин в ресторане, Анна тоже знала наперед. После двух‑трех бокалов вина Лешка заведет все тот же разговор о том, какие сильные чувства он к ней испытывает, как ее любит за твердый характер. Будет называть дорогой и любимой, намекать на то, что, может быть, им стоит «прожить вместе весь остаток жизни».

Этот разговор, а точнее монолог, потому что Анна обычно ограничивалась улыбками и механическими кивками, повторялся по одной и той же схеме каждый раз, когда Алексей приглашал ее в ресторан, а особенно когда отмечалась очередная, с позволения сказать, «годовщина». Анне это напоминало заезженную пластинку: может быть, когда‑то записанная на ней музыка и рождала отклик в душе, но от постоянного повторения так приелась, что теперь под нее можно спокойно чистить картошку или делать маникюр — никаких эмоций она уже не вызывает.

Но именно в этот самый момент Анна очень нуждалась в человеческом сочувствии, в добром слове, в преданном взгляде. А Алексей говорил с ней так ласково! Поэтому, не колеблясь, она ответила:

— Хорошо, я согласна, ты заедешь за мной?

— Ну конечно, Анечка, — ласково отозвался Алексей. — Надень что‑нибудь красивое, у нас ведь сегодня особенный день.