Коллаж Осколков

Его светские, аристократические замашки порой вызывали усмешки у простых членов партии, но именно этот человек показал австрийцу мир с той стороны, куда он, пожалуй, сам попасть не мог. Дело в том, что Ади испытывал сильное стеснение. И самому преодолеть барьер этого состояния оказалось нелегко. Именно этот человек сумел создать некоторые установки, которые помогли будущему оратору.

– Толпа это женщина, которую нужно завоевать. Скажи, что ты можешь предложить женщине, и она пойдет за тобой.

Еще Дитрих водил Ади по самым разным злачным местам города, перед ним отпирались все возможные двери. Он мог долго и интересно рассказывать о чем угодно, окунувшись в клубы опиумного дыма, не теряя нити разговора. Его пагубные привычки не касались его гостей, если они их не разделяли. Но молодые люди часто сами напрашивались к нему в компанию. Ади не оказался исключением. Дитрих сам платил за всех, порой пользовался кредитом, который всегда вовремя погашал. Это касалось всего – встреч с продажными женщинами, поздних ужинов в ресторанах, в поездках на автомобиле по ночному городу. Он торопился, умел жить, и брать от жизни все.

Оказалось, что после окопной жизни Ади никак не продвинулся в сексуальном плане. Точнее, опыт был, но все это находилось в не самом завидном состоянии. Последние победы относились к временам ранения, когда молодой раненый австриец понравился медицинской сестре. Именно она его выбрала в тот момент. И, в конечном итоге, бросила. Городская жизнь приносила много различных знакомств, а Дитрих очень просто сходился с женщинами, точнее сказать, они его обожали. Со стороны казалось, что он все время проводит с очередной красавицей. Порой девушек было две или три, тогда часть женского внимания перепадала и его знакомому. Так, однажды, Дитрих пригласил нескольких друзей на вечеринку в дорогой отель. Каким-то образом он смог снять недешевый номер на всю ночь. Возможно, что ему он достался даром. Но не в этом дело, его лично сопровождали три девушки. Это были его постоянные знакомые, которым было с ним, как они утверждали, просто интересно. С Ади у него был какой-то затянувшийся спор. В какой-то момент он уединился в комнате сразу с двумя, и вдруг позвал к себе австрийца. Тот смущенно вошел. Пожилой плейбой был совершенно раздет, возлежал в постели с двумя нагими красотками. Они были заняты. Но это Дитриха нисколько не задевало, он продолжал что-то объяснять, доказывать. В дверь постучались, оказывается, что коверный принес заказанное шампанское. Разговор прервался, следовало дать мальчику на чай. Когда Ади хотел вернуться, его внимание привлекла третья подруга Дитриха. Она стояла возле раскрытого окна, и крутила в руках длинный мундштук. Он взглянул на неплотно закрытую дверь в спальню. Вспомнил слова о толпе, которую следовало завоевать, как женщину. И подумал, что следует начать не с толпы. Гости еще не пришли, и молодой австриец нашел возможным немного пообщаться с этой дамой. Сам того не ведая, он разделил с ней несколько сладостных минут, пока Дитрих не ворвался в общий зал. Он уже успел одеться, привести себя в порядок, и выглядел, как всегда великолепно, элегентно. Спущенные штаны приятеля вызвали в нем легкую усмешку.

– Правильно, что время зря терять.

В обычной жизни, он помогал молодому австрийцу письменно излагать свои мысли на бумаге, учил его никогда не бояться аудитории. Все бредовые идеи о неких посвященных, которые до сих пор владеют тайными силами, все это, можно сказать, шло именно от Дитриха. Он так много твердил о сверхчеловеке, о мутации человеческой породы, что не поверить в это было сложно. Ади невольно сравнивал Дитриха с фон Грехтом, и часто видел преимущество настоящего аристократа перед его фронтовым другом. Вальяжный эпикуреец, не знающий границ и пределов в настоящей жизни, Дитрих был для австрийца почти гуру, учитель, который ему был нужен. Но он скоро умер, сказались последствия отравления ипритом на Западном фронте.

А вот его фронтовой приятель фон Грехт отдалился от него. По странному стечению обстоятельств, они постоянно встречались, проводили беседы. Очевидно, что это была навязчивая идея больного воображения – но с некоторых пор австриец часто с ним беседовал, когда оставался в полном одиночестве. И порой казалось, что тот стал его единственным, беспристрастным оппонентом.