Коллаборационисты: мнимые и настоящие

Однако время шло. И в один прекрасный момент стало понятно, что прибрежные зоны любого государства можно использовать не только для судоходства. Возникло и развилось морское рыболовство. А затем возникло и понятие континентального шельфа. Прибрежные государства стали претендовать на очень большие районы морского дна, примыкавшие к их берегам. Претензии были не бескорыстными, на шельфе нашли нефть и газ и стали успешно добывать. Теоретические притязания на морские пространства стали превращаться во вполне осязаемые деньги.

Но как разграничивать притязания соседних государств? В международном морском праве сложились два критерия: принцип равного отстояния и принцип справедливости. То есть разграничение тяготело к равноотстоящей линии, но за счет принципа справедливости могло от нее и отходить. Что на практике повсеместно и происходило.

Однако тут у СССР возникли проблемы с разграничением в Арктике на западе с Норвегией, а на востоке — с США. Вот мы с вами и добрались до Соединенных Штатов. И тут выяснилось следующее. На западе с Норвегией линия равноотстояния проходила не в нашу пользу. Она залезала на часть Баренцева моря к востоку от линии советских полярных владений. Как быть? В Баренцевом море полно рыбы. И главное, тут есть нефть. Было принято решение начать переговоры с Норвегией. При этом главой делегации назначили некто Подцероба, посла по особым поручениям. Я упоминаю эту фамилию не просто так. Это было большое политическое решение. Этот самый Подцероб был особой личностью. Безвольной и трусливой. Назначив его главой советской делегации, можно было не опасаться, что он проявит инициативу и что-то там такое невзначай по неосторожности норвежцам уступит. Не проявит и не уступит. В результате Подцероб многие годы невольно морочил норвежцам голову, не уступая им ни пяди родной земли (точнее, воды).

А как же американцы? Тут была особая история. Царская Россия в свое время продала Америке Аляску. И в договоре было сказано пару слов о морской границе. Из текста договора следовало, что эта самая граница должна была быть прямой. Казалось бы, вот тебе и карты в руки! Разграничивайся с Америкой по прямой линии. А потом этим прецедентом можно «трамбовать» норвежцев. Но не тут-то было! Конечно, в США очень хорошо понимали все эти тонкости насчет морских границ. И до поры до времени не вступали с нами в переговоры, чтобы не мешать норвежцам. Более того, именно из-за угрозы силового решения вопроса Норвегия решила вступить в НАТО. Мы этим самым разграничением (а еще архипелагом Шпицберген) загнали в НАТО соседнее государство. Вот какая платилась цена за эти «границы советских полярных владений».

Однако на определенном этапе практические интересы лова рыбы и разработки нефти в Баренцевом море, рядом с Норвегией, стали превалировать. Переговоры с норвежцами оживились, была сделана попытка действительно найти какое-то решение. И наконец Советский Союз пошел на компромисс. Была обозначена так называемая «серая зона», в пределах которой обе страны должны были договариваться о своих действиях. Что-то типа совместного управления. Но линия западной границы советских полярных владений отвергнута не была.

После этого начались переговоры о разграничении с американцами. Казалось бы, продолжай многолетнюю линию Советского Союза, опирайся на русско-американскую конвенцию 1867 года о продаже Аляски, и все будет в порядке! Получишь подтверждение своих притязаний на Арктику. А если не хочешь претендовать на Арктику, то можно разграничиться по равноотстоящей линии. Тогда эта линия пройдет ближе к территории США, и мы получим дополнительный кусок морских пространств. Такой подход тоже имел свои резоны. К этому времени уже была принята Конвенция ООН по морскому праву и было признано право прибрежных государств на исключительные экономические зоны и на континентальный шельф. Причем такие права распространялись не меньше чем на 200 морских миль от берега, а то и дальше. То есть в любом случае значительная часть Арктики была бы советской.

В Беринговом море конвенция 1867 года упоминала всего три точки. То есть тут имелся существенный простор для творчества в ходе переговоров. Через эти точки можно было провести прямые линии разграничения. А можно было вполне правомерно претендовать на равноотстоящую линию, поскольку в середине XIX века еще не было понятия морской экономической зоны или континентального шельфа.