— Тут — кое-что очень важное. Фотографии тебе ни о чем не скажут. Но, возможно, спасут в хреновой ситуации. Если больше мы не увидимся, значит, все пойдет по плохому сценарию. Вот тогда и снимки пригодятся. Золото храни до 1991 года. Это будет важный год. Союз развалится. Начнутся очень тяжёлые времена. У тебя есть одиннадцать лет, чтоб получить образование и начать карьеру. Двигайся по партийной линии. Все эти товарищи потом сменят шкуру на совсем иную. Им будет проще всего. Тогда и золотом воспользуешься. Еще… Блин. Не думал, что я это скажу, но как только появится возможность, смените с матерью…тьфу, млять…с Аллочкой имена, фамилии и вообще не светите, откуда вы и кто. Поэтому лучше бы до 1991 вам зависнуть где-нибудь на Урале. В тайге. На севере. По хрен. Главное, подальше. Я не знаю, что там с Кацем. Да и Лиходеев вообще ненадёжный тип. Как только вырвешься из Воробьевки, разорви все контакты с ним. Со всеми. Просто смойтесь, куда подальше. Все. Давай.
Я вышел из машины. Тачка, которая ехала нам навстречу, была уже совсем близко. Внутри заметил двоих. Походу, чета Милославских полным составом.
— Жорик, я не понимаю… — Серега обежал «Волгу» и теперь стоял рядом, хлопая глазами. — Как это Союз развалится. Ты чего?
— Епте мать…Это все, что тебя волнует? Уезжай, говорю. Бегом! Я твой друг. Понял? Единственный друг в этой сраной жизни. Больше никому не верь. И делай, как я сказал. Мы с тобой, типа, родня. Типа… какая же херь…типа, братья.
Я натурально ухватил отца за шиворот и сунул его на водительское место. Хлопнул дверью.
— Пошёл! Давай!
Не знаю, почему, но он послушался. Наверное, я был в достаточной мере убедителен.
Председательская тачка завелась, а потом тронулась назад. Сначала подергивалась. Так понимаю, Серега пытался найти хоть что-то общее у Волги и трактора. Но потом, набирая скорость, доехала до места, где деревья заканчивались и, лихо развернувшись, рванула в сторону Воробьевки.
Убедившись, что отец все делает правильно, я встал посреди дороги. Объехать меня невозможно. Только давить. И задавил бы. Но, я так понимаю, сначала все же поговорит. Фоток то нет. Фоточки тю-тю.
Глава 25:
Что поступлю именно так, я понял в тот момент, когда увидел монеты. Вот прям решил, это судьба. Не был, конечно, уверен, что смогу скомуниздить фотки у маман. Но тут больше мне на руку сыграла ее уверенность, что сын, есть сын. Никуда не денется. Против матери, единственного, по сути, союзника, не пойдет.
Тем более, еще с момента появления в Москве Нины Григорьевны, настоящий Жорик, так понимаю, многое стал подозревать. И один хрен, оставался на месте. А куда ему деваться? Привык сидеть за папой.
Машина замерла в нескольких сантиметрах от меня. Еще чуть-чуть и наехала бы на ногу. За рулем сидел Аристарх Николаевич. Маман — рядом.
— Кто был в «Волге»? — Так звучал первый же вопрос, который задал Милославский, выскочив из тачки.
— Да левый тип. Знакомый. Попросил подкинуть. А тут — вы. Подумал, зачем нам посторонние на семейной встрече. Да, папуль? А-а-а-а-а…Мля…Какой, к черту, папуля. Ты же мне никто.
Светланочка Сергеевна, в отличие от Аристарха, прекрасно знала, что умчавшаяся в сторону Воробьевки машина, принадлежит председателю. Она посмотрела на меня с немым вопросом во взгляде, но, что удивительно, промолчала. Вот и поди, пойми, что у этой особы в голове, и на чьей она стороне.
— Ты, смотрю, осмелел? — Аристарх подошел ближе. Он теперь стоял буквально на расстоянии вытянутой руки. — Фотографии где?
— Какие фотографии? Семейные? Не храню. Уж тем более, не вожу с собой. Не настолько ты мне дорог, чтоб твою рожу ещё на ежедневной основе рассматривать. Я был спокоен. Реально. Не знаю, почему. Волнение и тревога отпустили сразу, как только Серега скрылся из виду. Даже по приколу стало все происходящее. Хотя, конечно, не дурак. Понимаю, встреча наша может закончится весьма печально. Для меня, естественно.
— Юморишь? Интересно…Ты знаешь, о каких фотографиях идет речь. — Милославский тоже не сказать, чтоб нервничал. Наверное, сильно в себе уверен.
— А где Вадим, кстати? Сам, что ли, приехал за рулем? Негоже как-то целому члену ЦК тачку водить, как простому смертному.
— Вадим крысенышем оказался. Матери твоей с потрохами продался. Ты от темы не уходи. Где фотографии, спрашиваю?
— Жорик… — Светланочка Сергеевна сделала шаг вперед. — Он знает, что снимки у меня. Были.
Я внимательно посмотрел на ее лицо. На скуле — ссадина. Да и морщится каждый раз, когда двигается. Выходит, Аристарх решил, слова — это лишнее. Перешел к делу. Интересно, где состоялась их беседа? У дядьки дома он бы маман не тронул. Там — Андрюха. А братцу на чины в данном случае плевать. Он в любом случае вмешался бы. Значит, Милославский Светланочку Сергеевну сначала увез, подальше от свидетелей, а потом откровенно поговорил. Если это можно так назвать. Фу, блин. Бабу бить последнее дело. Даже такую, как эта. Там живого веса пятидесяти килограмм не наберется. Мудак, что с него взять.
— Ну, круто, мамуль. А я при чем?
Стою и строю из себя дурака. Прям дебила строю.