— Правда? — Семен заметно оживился. Даже лицо стало не такое грустное.
— Кривда. Я человек был в таких делах неопытный. Клизма, это, знаешь, не просто так тебе. Тут, можно сказать, честь и совесть затронуты. А забрали меня с подозрением на заворот кишок. Бабка моя, сволочь, отправила. Специально, наверное. Три дня пирогами и булками кормила, чтоб в больницу запихнуть. Лишь бы я не выпивал. Понял? А ко мне до этого товарищ фронтовой приезжал. Загуляли мы немножко. Но это ж святое дело. И вот представь. Для их, врачебных манипуляций, необходимо было сделать клизму. Вызвают меня в процедурную. Место итак не самое приятное, сам понимаешь. Иду я туда без энтузиазма и с легким волнением. Перед глазами вся жизнь прошла отчего-то. Да и вообще… Думаю, вот ты, Матвей Егорыч, на старости лет докатился. Захожу, сиротливо топчусь на холодном кафельном полу и кошусь на лежак обитый клеенкой. А сверзу, значится, еще одна лежит. Сразу в голове картина представилась, зачем там эта клеенка нужна. Еще, главное, такая весёленькая. В цветочек. Короче, стою, нервничаю.
Медсестра через плечо бросает:
— Ложитесь. На голову — клеенку.
Я впал в ступор. Ад ноги отнялись. Думаю, вот это номер. Стою, судорожно соображаю, зачем клеенку на голову? Это новый метод? Её что, распылять будут, эту клизму? Или в ней литров тридцать и меня забрызгает? И вообще, товарищи дорогие, куда ее будут делать?! Раз мне голову клеёнкой накрыть надо. Вот ты знаешь, даже мелькнула мысль, что, наверное, мне она, эта клизма и не понадобиться. Сам все сделаю, своими силами.
А медсестра еще злится, понял? Раздраженно прикрикивает:
— Чего замерли, мужчина? Вот клеенка, берите, ложитесь, у меня таких — все отделение.
Я в то время, понимаешь, еще в мужчинах ходил. До дедушки не дошел.
Делать нечего, ложусь на бок, лицом к стене. Видимо, думаю, это они так специально велят, чтобы лицо хотя бы не забрызгать. Теперь уже и не знаешь, что можно ожидать. Накрываю, значится, голову клеенкой. Под клеенкой-то слышу плохо и мне кажется, будто кто-то хрюкает. Думаю… наверное аппарат включили какой-то. Мало ли. Может она, эта клизма, уже не по старинке делается, а каким-то аппаратом. Потом хлопает дверь и наступает тишина. Потом слышу шум какой-то. Опять дверь хлопнула. Понимаю исключительно по звука, людей стало гораздо больше за спиной. Что такое происходит, не пойму. Я выползаю из-под клеенки и начинаю подниматься. Смотрю мой врач лечащий стоит. Рядом процедурная медсестра. И еще одна, значит, дама в белом халате. И все они трое с красными рожами. Засмеяться охота, но держаться из последних сил. Врач мой, значится, подходит, под ручку меня берет и участливо так спрашивает, ласково, с заботой:
— Матвей Егорыч, Вам плохо?
— Да нет, — говорю, — нормально, вроде.
— А почему вы так лежите? — Врач же опять интересуется. Все это с добрым взглядом. Понял?
— Мне медсестра сказала так лечь, вот я и лежу.
— А зачем вы голову клеенкой накрыли?
— Медсестра сказала «ложитесь, на голову клеенку».
Вот тут их и прорвало. Медсестричка сложилась пополам, что есть, и хохочет так, слово выговорить не может. Сквозь смех и рыдания она смогла выдавить из себя:
— Я сказала, ложитесь на голую клеёнку!
И все. Тут и остальные в голос захохотали. А я, представь, еще неделю лечился. Иду по коридору, а мне навстречу эти весельчаки в белых халатах. Вся больница, похоже, знала. Ржали, как дураки. А ты говоришь. Про твою то вон, кроме меня, Жорика и Андрюхи никто не знает. Ну, доктор еще и медсестра. Так я им перед уходом яду подсыпал. С такой тайной нельзя оставлять свидетелей. Главное правило разведчика.
Мы все трое, я, Андрюха и даже Младшенький испуганно посмотрели на Матвея Егорыча.
— Да вы чего? — Дел покрутил пальцем у виска. — Совсем того, что ли? Шутю я. Шутю. Вы на самом деле поверили, будто я так мог?
— Мы, Матвей Егорыч, наверняка знаем, что Вы и хуже можете… — Ответил я за всех.
Семен, услышав историю деда Моти, заметно приободрился, повеселел.
Видимо, даже в юном возрасте, ему не давала покоя мысль, что клизма для настоящего мужика — вещь очень сомнительная, посягающая на его достоинство.
— Эх… Все равно жаль. Я хотел, чтоб они мне эту шашку нашли, я бы ее на память взял. — Семен тяжело и тоскливо вздохнул.
Андрюха даже от дороги отвлёкся после Сенькиных слов.
— В смысле, взял бы…Они ж ее из этого…Из твоих отходов жизнедеятельности достали бы. — Резонно заметил братец.
— Нееее…У них спирт есть, я видел. Как раз отмыли бы. Зато представьте, какая отличная штука на память. Вот вырос бы, и своим детям рассказывал бы. Как я в кинотеатре шашку съел.
— Думаю, очень вряд ли. — Матвей Егорыч посмотрел на Младшенького с усмешкой. — Ты точно не захочешь говорить своим детям, каким дураком был. С возрастом, Семен, хочется выглядеть лучше, чем ты есть. Детские приключения вспоминаются только те, которые не стыдно детям поведать.
— Что-то по Вам так не скажешь. — Сенька даже немного обиделся. Как это так, его заподозрили в том, что став взрослым он вдруг превратиться в скучного мужика. — А у Вас есть дети? Вы им рассказывали о себе?