Колхоз. Назад в СССР 5

Самое опасное, между прочим, встрять с жильцами. Прикинь? Неожиданно, но факт. Когда, например, все уже уехали по новым квартирам, а у последнего взыграло ретивое эго. Он вдруг почувствовал себя владельцем квадратов в мандец каком престижном районе. Похер, что эти квадраты выглядят, как черти что. Главное, они, к примеру, в центре. И вот он начинает из тебя кровь пить. Поначалу хотел «однушку» на Беговой за свою комнату, теперь ему «двушки» на Фрунзенской мало. Прикинь? У меня такого не было, если честно. Слава те Господи, я самых проблемных вывозил в первую очередь, но коллеги попадали. Да…Потом приходилось жопу рвать на британский флаг.

У нас, например, с пацанами, для таких вариантов имелась специальная группа дружественных китайцев-эксгибиционистов. Или шобла веселых алкоголиков-дебоширов с безупречными документами. Ни одна падла не подкопается. Мы свое дело знали. Так же можно было устроить капремонт вокруг мятежной цитадели с долбежом стен нон-стоп. С ночными бдениями с перфоратором. В общем и целом, расселить «двушку» нетрудно, «трешку» — уже сложно. А дальше вообще проблемы растут в геометрической прогрессии…

— Мишань, ты чего там пацану голову забиваешь? — Обязательно встревал кто-то из батиных друзей, вынырнув из парной. — Отцепись от молодёжи. Иди, веничком тебя отхожу.

— Погодь. Я его жизни учу. А то они привыкли на всем готовом. Кинешь вот так в джунгли нашей современной жизни, все, мандец. А если опять оно полетит к черту? Тьфу-тьфу-тьфу… Не дай бог…

В этот момент дядя Миша неистово перекрестился и так же поплевал через плечо. Потом продолжил.

— И вот представь. Дернул же нас черт вписаться в расселение десяти комнатной хаты на Спиридоновке. Раньше это была улица Алексея Толстого. Представь, центральный округ. Пресненский район. Рядом не дома, а исторические музеи. Бывший дом ЦК КПСС. Там сам Жуков жил. А доходных домов, которые до революции функционировали, вообще не счесть. Короче, место — просто бомба. Огнище. Была одна маленькая засада. Помимо сплоченного коллектива жильцов, количество которых сначала было неизвестно, там присутствовали еще и «ничьи» метры. А это прям мандец, какая, засада. Потому что надо было подключать начальницу местного ЖЭК. Уровень зажратости которой зашкаливал. Я ее помнил еще застенчивым головастиком, когда она радовалась любой зеленой бумажке и готова была ради нее на любые формы продажи Родины, но к времени описываемых событий, Валентина Ивановна мутировала в полноценную 120 килограммовую жабу, которая меньше чем за пять тысяч грина и не квакнет. Удивительная сука, в общем…

Брала она только у своих, провереннвх. Брала много, но, увы и ах, по старой советской привычке, считала, что сама дающему ничем не обязана. Может сделаю, может — нет. Как правая нога захочет. Повторюсь, но удивительная сука, короче. Пару раз ее реально собирались закопать, но я воспротивился. Любая уголовщина вредит делу. Это сейчас они вообще понятий не имеют. Потому что не боятся. В 90-е, любой уголовный момент — это бомба с заведенным часовым механизмом. Под твоей задницей. Потому что придут разбираться к собственнику. А тот, кто мог себе позволить в 90-е купить хату за сто тысяч долларов, вполне был в состоянии открутить риэлтору глупую башку забесплатно. Под девизом: «Ты меня за мои бабки в блудняк втравил, сука?» Потому визит родни из деревни с криком: «Вы куда бабушку нашу дели, ироды?» чреват безымянными могилками барыг с паяльником вместо креста на холмике…

Дядя Миша снова многозначительно замолчал, глядя на пустую бутылку. Либо воспоминания были ему очень дороги, либо он соображал, выпить ли еще. Я с удовольствием слушал его рассказ и угорал. Все это казалось очень далеким, но интересным. Тем более, батя вообще никогда ни о чем не говорил из своего прошлого. Тогда я думал, исключительно по причине постоянного отсутствия рядом. Когда там говорить, если мы встречались через раз. А когда нам удавалось выбраться вот так, в баньку с его друзьями, то я просто старался не мешать отцу разгружаться от государственных забот. Но теперь понимаю, что рассказать он просто ничего не мог. Пока, правда, не знаю, по какой причине, и что они тут с матерью накосорезили, но непременно выясню.

— Нук тащи еще пузырь! — Крикнул дядя Миша одному из своих охранников. — А ты, Дениска, слушай дальше. Валя… Да, точно. Так ее звали. У меня к Вале имелся свой, особый подход — Таджикский призовой скакун Анзур, которому было без разницы, кто на нем поскачет. Работал в нашей постоянной бригаде по благоустройству драгоценных метров. Анзура привозили, он галопировал на Валентине, или она на нем, тут деталей сказать не могу, но шел Анзур до победного, получал Большой Шлем и валил к себе в общагу, мудила, копить силы. Разомлевшая во все свои 120 килограмм Валентина, делала все по нашей указке за приемлемую цену. По свободным метрам мы договорились на два Анзура и шесть тысяч долларов. Ударили по рукам. Анзур в этот раз проскакал расстояние, равное километрам до канадской границы. Жаба осталась довольна и мы подали документы.