Колхоз. Назад в СССР 4

— Ой, мляха муха…Психолог. Ну, давай, говори. Почему? — Я усмехнулся. Андрюха в роли коуча по личным отношениям. Дожили… Сам только недавно по Клавдии убивался, как дурак.

— Потому что, оба хотите быть вместе. Но сами себе придумываете сложности. Вот и беситесь. А зачем? Оно же проще простого. Хочешь? Делай.

Я молча рассматривал пруд. Странно, а по сути братец прав. Чего теряю, например, сказав девчонке в открытую о своих настоящих эмоциях? Да ничего. Вообще ничего. Тем более, ее поведение тоже весьма неоднозначное. Явно не просто так все эти кружева рядом со мной. Есть симпатия, это точно. Ну, или Наташка просто психопатка, которая любит следить за людьми.

— Может ты и прав, Андрюха…

— Так, Милославский, я не понял! В чем дело?!

От голоса Ефима Петровича меня подкинуло на месте. Вот участкового увидеть сейчас точно не ожидал. Про отсутствие стремления к нашей с ним встрече, вообще не говорю. Это и так ясно.

Он спустился с пригорка и подошёл к нам с братцем. Был участковый в форме, а значит, только приехал в Зеленухи.

— Что это? — Ефим Петрович указал на Андрюхин гипс.

— Нога. — Вполне логично ответил Переросток.

— Слушай…Юморист хренов. Вижу, что не рука. И не хвост. Почему в таком виде? — Участковый простоты Андрюхиной логики не оценил. Решил, издевается братец.

— Так это… сломал. — А Переросток не издевался.

Он давал конкретные ответы на конкретные вопросы. Я уже понял его образ мышления. Из разряда, что вижу, то пою́. Искать в его поступках двойное дно или глубокий смысл, точно не сто́ит.

— Ясно… Что ни черта не ясно…Сам, надеюсь, сломал? Никто не помогал? А то от вашей компании ожидать можно, что угодно. Может, подрались с кем-то, например. — Ефим Петрович переключил внимание на меня.

Осмотрел с ног до головы. Проверял, наверное, не имею ли отношение к Андрюхиной травме. Убедившись, что мои конечности целы и в полном комплекте, он успокоился.

— Сам, сам… А Вы чего пришли? — Братец участкового в подробности своих приключений явно не собирался посвящать.

Ну, правильно. Подробности, потому что, такое себе. Это не героический подвиг, которым можно хвалиться. Я бы тоже не торопился рассказывать, как мне древний дед палкой навалял мандюлей. Ну, если только деда в ранг какого-нибудь шаолиньского монаха возвести. Чтоб не совсем уж стрёмно было.

— Чего я пришел…А! Да…Совсем мне голову забил своей ногой… Забот и без твоей ноги выше крыши.

Андрюха от возмущения аж травинкой подавился. Главное, сидел, никого не трогал, а теперь он еще и виноват.

— Так, Милославский, я для кого официальное разрешение на изучение церкви выбивал? А? Для себя? Мне она вообще до фени. Столько лет стояла и дальше ничего бы не случилось. Ты же мне весь мозг выдолбил, что тебе этот храм очень нужен. И что? Опять не явился? Ты, Георгий, давай, приучайся быть ответственным. Ясно? Собирайся и иди.

— Куда идти-то? — Если честно, хотел задать совершенно другой вопрос.

Например, нормально ли у Ефима Петровича с головой? Скоро ночь. Вдруг он упустил данный факт из виду. А ночью нормальные люди спят. Сдержали мое красноречие два момента.

Первый, так-то совсем недавно, вынь-положь, мне требовалось попасть на кладбище именно вечером, о чем участковому, естественно, было известно. И тогда ни о каком сне речи не шло. Второй, вообще не очень хорошая идея намекать менту, будто он — дурак. Мент может обидеться. А обиженный мент, да ещё единственный на все село, это однозначные и несомненные проблемы.

— Как куда? На погост. Иди, посмотри, конкретно оцени объем работ. Что надо делать? Сколько людей потребуется? Я рассчитывал на этого… — Ефим Петрович кивнул в Андрюхину сторону. — Ну, и Матвей Егорыч, соответственно. Пусть лучше колхозу пользу приносят своим прямым участием в реставрации исторического памятника, чем очередную ерунду придумают от нечего делать… Вы же, как эти…Тараканы. Только отвернулся, уже разбежались по хате и где-то гадите…

— А Вы давно участковым тут? — Перебил я резко Ефима Петровича.

Внезапно появилась мысль, он же действительно мент. Чего туплю? Если у Виктора в прошлом имелось возможное уголовное дело, уж кому, как не Ефиму Петровичу, знать об этом.

— Давно. Двадцать лет в этом году… — В голосе участкового звучала гордость. Правда, он сразу же напрягся, ожидая очередной подвох. — А что?

— Да так. Любопытно просто. Вы за Зеленухи переживаете сильно. Прям сердце рвете. Вот и спросил.

— Ну, а как не рвать? Родина моя. Всю жизнь здесь. С рождения. — Ефим Петрович обвел взглядом пруд, деревья на противоположной стороне, соседские дома. — Посмотри, как у нас необыкновенно красиво. Удивительно. Это же…ничто не сравниться. Понимаешь?

— Ага. Понимаю. Особенно про необыкновенно и удивительно. С первого дня, как начал удивляться, до сих пор не могу остановиться. Вы скажите ещё… А прежнего председателя тоже застали? Когда она на пенсию ушла? Давно?

— Да лет пятнадцать назад. До последнего оставалась на посту. Женщина, конечно, особая… Железная воля. Она чего только не повидала. Кремень!

— Ну, это я заметил…

— Вот как… С Ниной Григорьевной успел познакомиться? Шустро ты.