Колхоз. Назад в СССР 4

Среди них я мельком увидел счастливое лицо отца. Настоящего отца, естественно. Он был рад этой поездке, будто его не в соседнее село вывезли, а на экскурсию в небольшую европейскую страну. Скорее всего из-за матери. Аллочка тоже маячила среди прибывших.

Серёга помахал мне рукой, а потом стал по-тихоньку подбираться к своей будущей жене, которая, правда, об этом ещё не знает. Я нервно оглянулся, проверяя, не заметил ли кто-то его простого жеста. Потому что жест простой, а вопросы возникнут сложные. Особенно, у Лиходеева. К счастью, внимание всех прибывших занимала новая достопримечательность Зеленух — футбольное, мать его, поле. Не знаю, насколько слово «счастье» применимо к данной ситуации.

Как бы то ни было, Николай Николаич оставил нас с дедом Мотей и пошел навстречу гостям. И это оказалось очень в тему, когда нарисовался Сенька. Я же председателю ночью только про одну часть плана рассказал. Где фигурировали коровы, их дерьмо и мы с Наташкой. Про Матвея Егорыча, Семена и простую, казалось бы, задачу, скромно умолчал. Будто чувствовал. А то бы сейчас выслушивал, какой Жорик Милославский дурак.

Так вот… Семен… Он вынырнул из ближайших кустов, а затем прямой наводкой пошуровал ко мне.

— Там нет клада. — Обиженно заявил младшенький.

Я сначала вообще не понял, о чем он. Какой, к черту, клад. Забыл про потрясающую в своей гениальности версию деда Моти, которой он пацана сподвиг на физический труд.

Просто еще в этот момент, как раз, из автобуса вывалились Воробьевские. Надо было видеть их лица, когда они заметили, как сильно изменилось футбольное поле в Зеленухах. Офигели, не меньше нашего. Особенно Дмитрий Алексеевич. У него даже рот непроизвольно открылся, когда он остановился у края поля, изучая место эпохальной битвы двух деревень. Дмитрий Алексеевич постоял пару минут молча, а потом, как и Сенька, пошел ко мне. Паломничество устроили, ешкин кот.

— Если вы сейчас спросите, что это такое, я за себя не ручаюсь.

Лиходеев посмотрел на меня, переваривая сказанную фразу, а потом развернулся и двинулся обратно к председателю. Всегда знал, он гад, но умный. Чувство самосохранения имеется.

Фраза, кстати, была честной, выстраданной душой. Потому что я чувствовал каждой частичкой, все-таки взорвусь.

Ночью не взорвался. Молча искал корову, таскал дерьмо, которое ушло Ольге Ивановне, слушал от председателя кучу нелестных эпитетов в свой адрес. Но все равно вытерпел. А вот сейчас терпению приходил конец. Каждый! Сука, каждый считал своим долгом подойти именно ко мне и спросить отвратительно мерзким тоном: «Что это такое?» Как будто есть другие варианты вместо слова «поле».

Тем более, так как день был выходной, бо́льшая часть деревенских приперлась, чтоб посмотреть столь долгожданный матч. Они тащили от ближайших дворов какие-то скамейки, стулья и даже пару старых кресел. Сооружали импровизированные трибуны. Народ жаждал зрелищ. Попутно, выясняя, что произошло и почему так странно все выглядит. Выясняя, естественно, у меня.

— Жорик, так если непонятная херня произошла, точно ты замешан, — Заявил один из деревенских, когда я поинтересовался, какого черта они все хотят.

Вообще, сначала, при виде места, где должна была состояться игра, Воробьевские предложили нам признать поражение. Типа, все равно, вместо поля — мешанина из ям, кочек и горок земли. Семен, надо сказать, оказался очень упрямым мальчиком. Он свято верил, клад здесь есть, а потому рыл обозначенную дедом Мотей территорию с завидным энтузиазмом. Такое чувство, будто пацан хотел найти в Зеленухах нефть. По крайней мере, ямы больше напоминали потенциальные скважины, чем попытку слегка помешать сопернику выиграть.

— Сеня… Что в слове «немного» дало тебе основание считать, будто ты должен добраться до ядра земли? — Я задал этот вопрос брату сразу же, как только он обозначил свою претензию.

Мол, с кладом его обдурили. Он всю ночь трудился в поте лица, ни золота, ни драгоценных каменьев, ни завалящих царских монет не нашел. Завалящих. Ясно? Это Сенька так выразился. Золото у него с бриллиантами «завалящие».

— Так Жорик… Вы же сказали… — Семен по моему лицу понял, лучше не спорить. Оправдываться — куда ни шло. Спорить — точно нет. Опасно для жизни. Я был в таком бешенстве, что мне самому казалось, будто во время разговора плююсь ядовитой слюной и скрежещу зубами.

— Что мы сказали? — Тут же влез Матвей Егорыч. — Тебе было велено, немного испортить одну половину поля. Ну, копнул раз, копнул два. Все. Успокойся уже.

— А Вы… — Я сразу же вспомнил, что вообще-то за подготовку поля отвечал дед Мотя. — Вы где были? Вам дали помощника. Помощника! На кой черт оставили его одного? Разве Семена можно заподозрить в сообразительности? Посмотрите, на его лицо…

Я схватил младшенького за подбородок и повернул его физиономию сначала в одну сторону, потом в другую.

— Тут же сразу видно — природа отдыхает на детях. Она и на родителях не особо напрягалась, если честно говорить, положа руку на сердце. Где Вы были?