Колючка и богатырь

— Улетно, — мурлыкнула Вика, раскрытой ладонью поглаживая немного влажную грудь своего Федьки, — Знаешь, одно не понравилось.

— Быстро? — предположил Федя, — Кнопка, прости, я жуть как соскучился. Отдышусь и исправим.

— Нет, — мотнула головой Вика, — Латекс бесит.

И юркая ладошка скользнула ниже по любимому телу.

— А я так люблю чувствовать, какой ты шелковистый там и твердый, — жарко зашептала Вика на ухо, едва касаясь губами и прикусывая мочку, — Такой упругий и нежный, гладкий и….

— Виика, — выдохнул богатырь, — С ума сводишь.

— Да-да, я такая, — хихикнула Вика, приподнимаясь и нависая над своим богатырем. Скользнула взглядом по могучему телу, — А кто-то даже не разделся.

— Я сейчас, — спохватился парень.

— Лежать! — скомандовала Виктория Яковлевна, и уже ласковее, — Два месяца, Федь, — голос звучал теперь вкрадчиво, — Два месяца назад был наш первый раз. Федь, кнопочка соскучилась. Кнопочка вся изнывает. Кнопочка требует сатисфакции.

— Кажется, кнопочка регулярно ее получала, — напомнил Федька, — Не далее как сегодня утром.

— Федь, вот как не стыдно? — возмутилась Вика, — Знаешь прекрасно, что не могу я так. В одностороннем порядке. Знаешь и каждый раз одно и то же. Проснуться не успела, а ты уже где-то внизу, под одеялом шуршишь.

Федька расплылся в широченной улыбке. Да, как только Вика немного поправилась, будить он ее стал весьма приятными способами. И это было до чертиков кайфово. Она всегда ругалась, краснела, смущалась, рычала на него, даже порой крыла матом, за самоуправство, но богатырь не сдавался — доводил свою кнопку до оргазма, ласково, нежно, и каждый раз слушал ее рваное дыхание и протяжные стоны, словно музыку. Сам распалялся, но терпел. Не понимал, как ему это удавалось, но умел сдержаться.

И каждый раз кнопка выговаривала ему, обещала кары вселенского масштаба, но он только ласково улыбался в ответ. Укладывал ее поверх своего тела, фиксировал руками, чтобы не ерзала и мысленно перебирал какой-нибудь движок особо конфликтный.

От воспоминаний Федьку отвлекли ласковые юркие пальчики.

— Допрыгался ты, господин Лешинский, — выдохнула Виктория Яковлевна.

— Прям сразу и г-г-господин? — хмыкнул Федька, поглаживая чуть отросшие волосы на голове своей Колючки.

— Федька, я честно предупреждаю, — не обратила внимания на его слова Вика, — Начинаю мстить. А ты держись крепче за штаны.

— Вик, дай хоть в душ сбегаю, — попросил Федька, наблюдая, как Колючка стащила с него джинсы, носки, использованный кусок латекса и уселась сверху.

— Так я тебя и отпустила, — хмыкнула девушка, — Лежи не дрыгайся.

— Дышать-то можно? — с сомнением спросил Федька.

— Не знаю, если получится, — расплылась в широкой улыбке Виктория Яковлевна и, опустив голову принялась целовать своего богатыря от самой макушки, до пят, вернее, от ушей и спускаясь ниже, задерживаясь на груди, на накаченном прессе, и особое внимание уделяя самой интересующей ее в это мгновение части тела.

Дышать у Федька выходило плохо. Из-под прикрытых век он наблюдал за любимой, чьи юркие пальчики сейчас хозяйничали, доводили до безумия его тело. Богатырь задохнулся и вцепился руками в и без того смятую простынь, когда увидел, как Колючка улыбается и склоняет к нему голову, как сначала несмело касается его кончиком языка. Чуть осмелев, проводит губами по подрагивающей плоти. Слизывает проступившие капли. И вновь улыбается, сверкая озорным и соблазнительным взглядом. Он стонет и материться, обещая отомстить. Но Вика не поддается, а только двигает рукой, обхватывая возбужденную плоть, и уже настойчивее целует, смыкает губы и вздрагивает от громкого стона, который не смог сдержать ее богатырь.

— Виикааа! — рычит Федька, но в ответ получает еще более откровенное касание языка, губ, ладоней.

Он забывает, что нужно дышать. Забывает, что нужно фильтровать речь и плюется матами. Он вообще обо всем забывает, только дышит хрипло, рвано и не сводит взгляда с ее шоколадных глаз и нежных губ. Он не смог больше терпеть, понимал, еще одно движение влажного языка, манящего рта и он кончит прямо в нее.

— Виикааа! — рычит богатырь, и пытается схватить, отодвинуть от себя Кнопку, чтобы не испачкать. Но она только крепче вцепилась в него, шлепнув свободной ладонью по его рукам, отодвигая их от себя.

И он улетел, взорвался тысячью нескончаемых микровспышек, разлетелся на мелкие осколки. И не собрать, как ни старайся. И сил нет, даже чтобы перетащить Колючку к себе ближе. И отнести ее в душ. Вымыть. Стереть все свои следы с нее, с ее рта, с ее рук. Но он не мог. Он просто лежал, глядя в шоколадные, подернутые дымкой страсти глаза.

Федька думал, что не сможет двигаться еще лет сто. Ошибся. Как же сильно он ошибся… Кнопка подползла чуть выше. Глядя на него шальными шоколадными глазами, склонилась к самому уху и зашептала.

— Ты такой сладкий, мой синеглазый мальчик, — Вика шептала жарко, касаясь уха нежными губами, терлась носом о его висок, а руками… руками вновь начала двигать. Вернее рукой.