Коля-Коля-Николай

— Хочешь выпить? Возьми бутылку и выпей дома, чем в подворотне. Я разве тебе запрещаю. Однако просто без повода не пей. Запомни это! — Брат запомнил слова отца. Брал и пил. Поводов у него хватало. То праздник, то день рождения у друга, то сдача экзамена.

Мать рано уходила на работу, возвращалась поздно. Дома она появлялась никакая. Для отца домом стала больница. Семен уходил со всеми, возвращался, где-то около одиннадцати часов вечера. Мы были предоставлены сами себе.

Валера часто был не один, с друзьями. Бывало, приходил Тольяныч. От нечего делать они сбрасывались и карманные деньги, выданные родителями на мелкие расходы, пускали на покупку вина. Друг Валеры по двору все время оглядывался.

— Ты, чо? — спрашивал его брат.

— Вдруг, твои родители придут, мать или отец? Застукают! — отвечал он.

— Не боись, мне разрешают.

Дома, в их компании мне было неуютно. Я все больше и больше времени проводил на улице. Матери это не нравилась. Она в любых моих действиях видела плохое.

— Коля, что с тобой происходит? — часто спрашивала мать.

— Ничего! — отвечал я. — Ты меня не доставай, и все будет нормально. Я не хотел, чтобы она копалась в моей душе. Почему я должен быть копией ее брата Коли. Кто он такой, чтобы я его повторял.

Дядя Коля учился хорошо. Мать всегда любила повторять мне, что, если бы ее брат не умер он, был бы каким-нибудь ученым. Николай Кондратьевич ходил в один класс, а сдавал экзамены за другой. У меня с учебой ничего не получалось. Наука мне давалась хуже, чем Валере, хотя он и не блистал. Мастак был учиться мой двоюродный брат Семен. Учеба у него занимала первое место. Я не мог, как он сидеть часами над учебниками. Это было не для меня. Двоюродный брат не раз пытался мне помочь. Но я не был усидчив и поэтому часто от его помощи отказывался.

Моя мать была довольна приездом племянника, так как родственники по ее линии своим присутствием не баловали. Я не мог припомнить, когда тетя Надя или же тетя Люба были у нас в гостях.

Мать выделяла Семена. Особенно ее радовало то обстоятельство, что племянник сумел поступить в высшее учебное заведение. Она с удовольствием высказывала Владимиру Фомичу моему отцу:

— Вот, видишь, парень из села, а поумней наших, — городских будет, — ей это было нужно, потому что отец кичился своим происхождением и часто похвалялся родней. Особенно он расходился, когда к нам в гости приезжала его сестра тетя Валя с мужем дядей Петей и своими домочадцами Гришей и Витей. Они жили в Ногинске. Отец мой был родом оттуда.

— Я, москвич, а ты кто? — кричал отец, изрядно нагрузившись коньяком, и, тыкая пальцем в сторону матери, утверждал: — Село, вот кто ты!

Тетя Валя была довольна. Она тоже была москвичка.

Приезд родственников из Ногинска был нечастым — раз-два в месяц. Подарки, которые они привозили, предназначались Валере. Он был любимый сыночек моего отца.

— Наша порода, говорила тетя Валя, тиская Валеру, — наша!

Подарков было много. Они состояли из игрушек подросших сыновей тети Вали и дяди Пети. Гриша и Витя, сколько я их помню, были для меня всегда большими.

Валеру привлекали машинки, трактора, самолеты. Все остальное он отдавал мне.

Тетя Валя вела себя с вызовом, во все вмешивалась и часто способствовала разжиганию ссор.

Мать не раз выталкивала отца в Ногинск.

— Съезди к своей москвичке.

Отец сопротивлялся:

— Да был я у нее. Она готовить не умеет. С язвой у них там делать нечего.

Тетя Валя, создав конфликтную ситуацию, сама же и успокаивала всех.

— Ну ладно, хватит вам, — говорила она, — давайте садиться кушать. Нас детей размещали рядом за общим столом.

Валентина Фоминична торжественно доставала из сумки бутылку коньяка, она его привозила для брата и ставила ее посреди закусок, с шумом раздвигая тарелки.

— Это тебе для язвы, — говорила плотная, пышущая здоровьем, в отличие от отца, женщина и, как-то по-особенному, бросала взгляд на присутствующих. Мать принимала ее вызов на себя, ей не нравилось то, что Валентина Фоминична потихоньку спаивает мужа. Владимир Фомич чувствовал это и выгораживал сестру.

— Я на войне в рот не брал этого зелья, а там было положено каждому солдату по пятьдесят граммов спирта. Сейчас, я просто вынужден пить. Врач мне сказал: «Тебе осталось жить месяц». А уже сколько прошло? — и отец принимался подсчитывать, загибая на руке пальцы.

— Ну, и дурак! — однажды не удержавшись, ответила мать. — Лучше бы ты там пил. Сейчас, когда дети становятся на ноги, ты должен быть трезвым. — Она с опаской относилась к переменам во взаимоотношениях с мужем. Болезнь не только физически переламывала Владимира Фомича, но и духовно.

Фраза, высказанная матерью, понравилась Валентине Фоминичне — она засмеялись громче всех. Тетя Валя любила шуточки. Ей было все равно над кем и над чем смеяться. Она могла и себя не пожалеть. Возможно, мать ее из-за этого свойства характера часто прощала.

Семена тяготили застолья, и он часто их игнорировал, придумывая поводы, чтобы не присутствовать. Отговорку порой ему было найти трудно. Я как мог ему помогал. Однажды он сказал мне: